целом ряде салонов. Например, Севинье пишет: „Г-жа де-Куланж очень хотела познакомить нас со сказками, которыми развлекают версальских дам: это называется занимать их. Итак, она занимала нас и рассказывала нам о зеленом острове, где воспитывали принцессу, которая была прекраснее, чем день; все время над нею веяли феи. Прелестный принц был ее возлюбленным; оба они прибыли в хрустальном шаре, когда этого меньше всего ожидали; это было удивительное зрелище: каждый смотрел на небо и пел, без сомнения:

Сказка длится добрый час; от многого я избавлю вас“ ^[4]. В отличие от сообщения Ноэль дю-Фейль, где речь идет о крестьянах, здесь прекрасно схвачен характер аристократических сказок с их подчеркнутым стремлением к изяществу и к изображению нежных чувств. Конечно, сказки являлись здесь только своеобразным средством развлечения, и им стремились придавать характер, подходящий для „благородного“ общества.

Сказки рассказывали в салоне „Mademoiselle“, т. е. Елизаветы-Шарлотты Орлеанской, сестры Филиппа Орлеанского, регента королевства; в салоне маркизы де-Ламбер, где собиралось изысканное общество и где наиболее видную роль играл Фонтенель; в салоне графини де-Мюра, написавшей позднее ряд сказок; в салоне г-жи д’Онуа, также прославившейся сказками; в салоне г-жи де-Камюс, сестры кардинала, герцогини д’Эпернон, графини Граммон, м-ль Леритье-де-Виллодон.

Таким образом, почва для появления сказок Перро была подготовлена.

V

Сборник сказок в прозе Перро, несомненно, представлял собою новое и значительное явление: у него мы находим собственно сказки, и притом сказки, нередко переданные довольно точно и полно.

Еще до издания своих прозаических сказок (1697 г.) Перро напечатал три рассказа (contes) в стихах: стихотворную обработку 10-й новеллы X дня из „Декамерона“ Боккаччо — „Гризельда“ („La marquise de Salusses, ou La patience de Griselidis, nouvelle“, первое издание, без имени автора, 1691 г., затем ряд повторных изданий); анекдотический рассказ в стихах типа фабльо —„Потешные желания“, и настоящую сказку — „Ослиная Кожа“ (две последних сказки появились в печати впервые в 1694 году). Из этих трех произведений „Гризельда“ примыкала к готовой литературной традиции; „Потешные желания“ в известной мере нарушали установившуюся торжественность стиля, но это произведение все же имело аналогии и в средневековых фабльо и в „Contes“ такого признанного и крупного мастера, как Лафонтен, и, таким образом, не являлось полной новинкой. Только введением собственно сказочного материала в „Ослиной Коже“ Перро определенно проводил грань между своим творчеством и обычным творчеством защитников. „древних“; только здесь он давал нечто новое сравнительно с прежними стихотворными произведениями. Еще несравненно большее значение в этом отношении имели сказки в прозе.

В состав сборника „Histoires, ou Contes du Temps Passé“ вошло восемь сказок; таким образом, мы имеем у Перро всего одиннадцать сказок (включая и стихотворные). Как в сюжетном отношении, так и по оформлению сказки Перро представляют довольно разнообразную картину.

Сказки Перро обычно называли „волшебными“. Однако это определение подходит не ко всем сказкам в равной мере. „Гризельда“ является сказкой чисто новеллистического характера, без всяких элементов чудесности; почти лишена чудесного элемента также сказка „Ослиная Кожа“, где только факт появления фей нарушает чисто новеллистический характер повествования; „Потешные желания“ — рассказ, в сущности, анекдотического типа, но с включением в него легендарно-чудесных мотивов. Из числа сказок в прозе почти отсутствует волшебный элемент в сказке „Синяя Борода“, где только несмываемое кровавое пятно напоминает о чудесном; ослаблен и даже почти снят реалистическим толкованием „чудесный“ характер в сказке „Рике-с-хохолком“; в сказке „Красная Шапочка“ волшебный элемент проявляется только в разговорах Шапочки с волком. Таким образом, только сказки „Феи“, „Спящая красавица“, „Золушка“, „Мальчик-с-пальчик“, „Кот в сапогах“ относятся к волшебным сказкам.

Как уже указывалось, Перро заимствовал свой материал по большей части из устной традиции. Довольно точно передавая свои оригиналы в смысле сюжетном, Перро, однако, отнюдь не стремился к точности изложения. Сказки его — не записи фольклорных текстов, а своеобразные литературные произведения, в одних случаях ближе стоящие к фольклору, в других — отходящие от него дальше. Они неоднородны по сложности композиции и по изложению. Наиболее просты по композиции сказки „Феи“, „Красная Шапочка“ и „Потешные желания“, но последняя по изложению отличается от первых более „литературным“ характером. Довольно просты также сказки „Синяя Борода“ и „Кот в сапогах“, значительно сложнее „Золушка“, „Спящая красавица“ и „Мальчик-с-пальчик“; наиболее литературным изложением характеризуется „Рике-с-хохолком“, а также „Гризельда“ и „Ослиная Кожа“.

Перро придает сказкам морализующий характер. Об этом он сам прямо заявляет в предисловии к собранию своих стихотворных сказок (1695). Противопоставляя современные ему сказки античным, Перро говорит: „Я утверждаю даже, что мои рассказы больше заслуживают рассказывания, чем большая часть античных сказок, в особенности такие, как „Матрона эфесская“ и „Психея“, если рассматривать их в отношении морали, что во всех видах рассказов важнее всего и ради чего они и должны бы создаваться“.

Отмечая антиморальный или аморальный характер античных сказок, Перро замечает: „Не таковы сказки, сочиненные нашими предками для своих детей, — они рассказывали их не с таким изяществом и украшениями, какими греки и римляне украсили свои мифы; они всегда весьма заботились о том, чтобы сказки их заключали в себе похвальную и поучительную мораль. Везде в них добродетель вознаграждена и порок наказан. Все они стремятся показать, как выгодно быть честным, терпеливым, рассудительным, трудолюбивым, послушным и какое зло постигает тех, кто не таковы“.

Эта характеристика сказок чрезвычайно интересна. Перро утверждает, что самое важное в сказках — мораль; отсюда его собственные нравоучения, прибавляемые к каждой сказке и иногда, в сущности, притягиваемые за волосы. Особенно выдвигает он нравоучительное значение сказок для детей; и самым сказкам он придает местами специфически „детский“, т. е. приспособленный для детей, характер. Но как раз „нравоучения“ у Перро обычно не подходят для детского возраста, да и в целом он все же обращался со своими