дрожь его пальцев проникала под кожу Ланы и, вибрируя, растекалась по ее нервам, вызывая ответную дрожь. Невыносимо…

Его ладонь легла на ее плоский живот — и заскользила выше, пока ни накрыла маленькую упругую грудь. Глеб легонько сжал сосок — и стон Ланы, который за этим последовал, отозвался звоном в его теле.

Больше Глеб не слышал шума дождя, не видел всполохов молний, рассекающих воздух. Теперь все его органы чувств были настроены на то, чтобы украсть еще один стон, и еще, и еще… Пальцами, губами, языком по коже — настойчивее, жарче…

К черту маечку! Он даже не заметил, как снял Лане бюстгальтер, — на мгновение вынырнул из опаляющего моря эмоций только, когда уже руками ласкал ее грудь — гладил, сжимал, мял — не прерывая поцелуя, от которого пол качался, как палуба. И стоны Ланы превращали его натянутые нервы в оголенные провода… Глеб знал, что запомнит этот день на всю жизнь. Только не думал, что произойдет это вовсе не из-за Ланы. Хотите чаю?

— Что? — Граф вскидывает голову.

— Чай, — я хлопаю ресницами, но стараюсь не переигрывать. — Чтобы согреться — как моя героиня. Из-за дождей в доме немного… зябко, — обнимаю себя за плечи.

— Да, зябко. Давайте.

Ухожу на кухню, и, пока закипает чайник, стою, прислонясь к столу, — стараюсь придти в себя. Из-за пережитого меня мутит.

Свою чашку почти до краев заполняю крутым кипятком. Графу наливаю чай на палец выше середины чашки, разбавляю холодной водой. Поднимаю поднос с сервизом и слышу, как звякают друг о друга блюдца. Возвращаю поднос на стол. Сжимаю и разжимаю кулаки. Дышу. В этот момент и застает меня Граф.

— Вам плохо? — с такой же интонацией интересуются о погоде у человека, с которым не о чем поговорить.

— Голова немного кружится, — отвечаю я, подавая ему на блюдце чашку с чаем.

Я уже снова в строю. Присутствие Графа невероятно меня бодрит. Как с тарзанки в ледяную воду нырнуть.

— Посмотрите на меня, — просит он, отставляя чашку на стол.

Я зацепилась мыслью о ледяную воду и поэтому не сразу понимаю, о чем просит Граф, а он не утруждается повторить — пальцами приподнимает мой подбородок. Прикосновение! Секундная паника — и я беру себя в руки. Пальцы у Графа теплые. А я думала — он весь изо льда.

— Один — голубой, второй — голубой пополам с карим? — он рассматривает мои глаза, словно приценивается к ним.

— А разве вы, писатели, не так сочиняете истории? Вплетаете в тексты свой опыт, свои переживания… Почему бы мне не вплести в историю такую деталь, как цвет моих глаз?

Вместо ответа Граф садится на чопорный стул, обтянутый черной кожей. Делает крошечный глоток из чашки — и довольно поджимает губу.

— Удобно, когда Шахерезада — еще и твоя горничная.

— Бывшая, — с нажимом повторяю я. — Приготовление чая — теперь моя милость, никак не обязанность.

— Хотите это обсудить?

Я прикусываю язык.

Да, я хочу это обсудить. Не сейчас. Потом. Когда моя история станет для Графа не просто способом развлечься и скоротать время. И произойдет это очень скоро.

— Так что же такое случилось в тот день, что запомнилось… как его… Глебу больше, чем секс с красоткой-девственницей?

— Об этом вы узнаете завтра, — бровь Графа взлетает: «Вот как?» — Если оставите входную дверь открытой. Я приду в полночь.

— Почему же именно ночью, Шарезада?

Интересно, он вообще помнит мое настоящее имя?

— Вы все равно не спите по ночам…

— Об этом вам тоже Гугл рассказал?

— Об этом мне рассказал ваш ежедневный сон до полудня… А на дневное и вечернее время я найду себе работу. Так что ночь — в самый раз.

Граф машинально трет пальцем ручку чашки — вот и все, что говорит о его недовольстве, — ему все-таки придется искать другую горничную. Я ликую — хотя в глубине души понимаю: лучше бы он швырнул эту чашку о стену — учитывая, что я знаю о нем. Но пока я позволяю себе обманываться. Моя история заинтересовала Графа. А значит, я в клетке с тигром — но еще не в его пасти.

Возвращаюсь в кабинет, чтобы забрать туфли. Оставляю ключ от дома Графа на столике. Выхожу на улицу — в морось, в ночь. Некоторое время стою на крыльце, вглядываясь в величественные силуэты коттеджей напротив. Осознаю, что свет в окне напротив только что горел, только когда он гаснет. И что-то словно гаснет в моей душе. Возможно, это надежда, что все окончится хорошо.

ГЛАВА 2

Я уверена, что Граф хочет узнать продолжение истории, но все равно коротко выдыхаю, когда дверь поддается.

В прихожей темно и тихо. Пальто оставляю на вешалке, раскрываю на просушку большой черный зонт. У меня странное ощущение. Я бы назвала это интуицией — если бы смогла разобрать, что именно чувствую.

Поднимаюсь на второй этаж. Тишина — густая, звенящая. Не слышно даже звука моих шагов — его скрадывает ковровая дорожка на лестнице. И только у самого кабинета я слышу легкую музыку и женский вокал — Граф любит джаз.

Дверь приоткрыта. Подходя ближе, я вижу любопытную картину. Стул, с которого вчера спускал меня Граф, находится на прежнем месте. А на нем, на цыпочках, смахивая с полок пыль пестрой метелочкой, балансирует горничная. Рюши коротенького платья — мое-то было куда длиннее — подергиваются от ее усердной работы, трутся о голые загорелые ноги чуть ниже ягодиц.

Все-таки Графу пришлось нанять горничную. Я так довольна этой крошечной победой, что меня не смущает даже факт наведения порядка в полночь.

Собираюсь распахнуть дверь — и замираю: на ногу горничной, аккурат под самыми рюшами, ложится мужская ладонь. Рюши мгновенно прерывают свой танец. Я настолько готова услышать хлесткий звук пощечины — и даже вмешаться в происходящее — что не сразу верю своим глазам: ладонь медленно, совершенно безнаказанно, ползет вверх — и скрывается под платьем. А рюши продолжают скакать.

Шок не позволяет мне отвести взгляд. Стоя неподвижно, словно предмет интерьера, широко распахнутыми глазами наблюдаю, что вытворяет ладонь. Легкая и тонкая ткань так льнет к руке, а движения Графа столь выразительны, что платье кажется прозрачным.

Ладонь неторопливо ласкает одну ягодицу, затем — другую. Сжимает ее так сильно, что горничная охает, — но не прекращает выполнять свои обязанности.

Рука опускается ниже. Горничная сжимает ноги, пытается тереться ими о ладонь. Девушке хорошо настолько, что это отзывается и во мне…

Затем рука совершает движение, от которого в голове появляется картинка, как пальцы Графа оттягивают трусики горничной, а после — резкий глубокий толчок. Девушка вскрикивает — и роняет на пол метелочку. И