нарушить тишину, прижатая к стене этого полезного на всякий пожарный случай коридора.
— Настенька! Милая! Ты просто чудо! Какой же я был осёл все эти годы! — твердил Эд, опускаясь в своих поползновениях всё ниже и ниже.
Упругие острые девичьи груди буравили его рубашку — смокинг к чёрту! Само пространство вокруг искривлялось, обтекало влюблённых и укутывало их предвкушением нескончаемой неги.
— Я не вынесу этого, — застонала Настя и направила его ладонь под разрез вечернего платья, чтобы, наконец, эти горячие цепкие пальцы ощутили пожар, бушующий там, куда она давно никого не допускала.
«Какое блаженство!» — подумала она, едва опытная ладонь Эда покрывалом легла на тот самый, о котором все подумали, треугольник, старательно выбритый ею накануне.
— Я хочу тебя до умопомрачения! — простонал он в ответ, еще не решаясь проследовать вглубь, но продолжая покрывая неистовыми поцелуями её грудь, сотрясавшуюся в наслаждении.
— Японский городовой! Шо я вижу! Нет, ну вы, конечно, молодцы! Но это у меня-таки сегодня день рождения!
Знакомый со школы голос вырвал их из упоённости друг другом в одно мгновение, как Господь изгнал Адама и Еву из рая. Эд тяжело опёрся о стену коридора, его горячая ладонь нехотя выбралась из-под Настиного вечернего платья. Она стыдливо отвернулась в темноту, поминая Валентина про себя самыми грубыми словами, на которые был не способен в этот момент её язык, ещё секунды назад всецело принадлежавший страстным губам Эдуарда.
— Приветствую, старик! — всё такой же смазливый и откровенно неприятный ей Валентин панибратски стукнул Эдуарда по плечу. Тот растерянно улыбнулся и принялся отряхивать рукав
Она уже хотела было возмутиться, но, крутанувшись на каблуках, словно «тупой и ещё тупее», Настя не помнила имени этого актёра, осталось в памяти лишь это выражение, Валентин возник перед ней с таким же идиотским выражением на лице и, словно бы они всегда были парой, неожиданно чмокнул в сахарные уста.
В ту же минуту, и Настя это отчётливо разглядела, во взгляде восходящей эстрадной звезды обнаружилась прежде неизвестная осмысленность. Валентин провёл пятёрнёй по крашеной шевелюре и застыл возле них в задумчивости, словно бы его озадачила некая важная и внезапно свалившаяся с небес проблема.
Эдуард тем временем сгрёб с пола брошенный было смокинг и обхватил Настю за талию, недвусмысленно давая понять известному и пребывающему в каком-то трансе ловеласу, что эта женщина пойдёт только с ним, и чтобы Валентин подобрал губу.
Доселе тёмный коридор запасного выхода вдруг залил яркий электрический свет. С улицы, где стояли все машины, и куда так стремились Эдуард с Настей, сквозь открывшуюся со скрежетом дверь, в здание хлынули тётки, разукрашенные похлеще, чем Светка.
— Подтанцовка! — осенило Настю.
— Ну, и где мои поздравления!? — вдруг начал Валентин. — То есть ваши поздравления, друзья и подруги!
— С днём рождения, Валя! — произнёс Эдуард. — Но ты не обижайся, мы с Настей решили уйти по — английски, чтобы не омрачать праздник.
— Вот как? — упавшим голосом вымолвил тот, а Настя вдруг поймала его случайный взгляд полный тоски, и сердце её сжалось в комок, столько всего было в этом взоре невысказанного. Такого, чего прежде не замечала.
Дальнейшее напоминало метущуюся интеллигенцию в потоке страждущего искусства народа. Танцовщицы обтекали троицу, каждая норовила показать Валентину своё восхищение, приобнять, ущепнуть, чмокнуть, в крайнем случае, сотворить эдакий книксен, присесть, придерживая платье и смущённо отведя глазки в сторону. Было их штук двадцать, и Настя с ужасом представила себе, во что превратится вечеринка в «Дежавю», хотя на этот момент больше всего переживала за то, как бы поскорей выбраться наружу.
— Ну, если что не так, возвращайтесь, — как-то обиженно и устало сказал Валентин и зашагал вслед за удалявшейся подтанцовкой, не оглядываясь.
— Скорей отсюда! Прочь! На волю! — воскликнул Эд и, всё так же обхватывая Настину талию, повлёк девушку к выходу.
Снег всё не прекращался. Во дворе было уже достаточно припаркованных и изрядно запорошенных авто, кроме только что подкативших. Машину Валентина можно было узнать сразу по всяким рюшечкам под лобовым стеклом, не считая всех оттенков радуги. Другая, серебристая — Chevrolet — ещё мигала фарами.
В дверях на ступенях, ведущих вниз, Эдуард накинул на худенькие плечики Насти смокинг, оставшись в одной белой, как тот же снег, рубахе.
— Надо бы всё же вернуться за одеждой, — предложила она, почувствовав неловкость.
— Да что с ней будет? Завтра заеду. Документы и сумочка у тебя с собой?
Она кивнула.
— А там у меня печка. Да мы и без неё не замёрзнем. Верно?
Настя улыбнулась и снова прильнула к нему в томлении.
— Сейчас! — он вытащил из внутреннего кармана смокинга маленький пульт с ключами, при этом успев наградить спутницу волнительной чередой поцелуев снова в грудь и шею.
Где-то пикнуло.
— Ой! — воскликнул Эдуард.
— Что? — обеспокоилась Настя, заглядывая ему в очи, а сделать это было совсем легко, ведь Эд успел спуститься на несколько ступенек, и, можно так сказать, готовился припасть к её колену, выступившему сквозь разрез счастливого фиолетово-сиреневого платья.
— Как будто укололся обо что-то… — проговорил он озадаченно, и стал медленно разворачиваться, потирая ладонью то место, что ниже попы, слева.
— Привет, Настюха! — раздалось совсем рядом, и из-за спины совсем уже повёрнутого Эдуарда на неё глянула ещё одна знакомая физиономия.
— Ленка! Ты здесь как? — удивилась Настя очередной своей однокласснице, из соседнего микрорайона, которая ещё накануне по телефону клялась и божилась, что на вечеринку к Валентину ни ногой, и видала она такие встречи в гробу, и нечего раны бередить. А вот поди ж ты!
Брюнетка щёлкнула золочёной заколкой в пышных волосах, огладила лисью шубку и развела руками:
— Не устояла! Извини, если что не так.
— Елена! Ты просто… Нет слов! Я просто упоён! — повторил Эдуард неожиданно ещё недавно предназначенные ей, Насте, слова. — Кажется, я очень многое пропустил в этой жизни!
— Эдичка! Дорогой! Всё поправимо! Всё можно наверстать! — заулыбалась Ленка и, подхватив надежду отечественной дипломатии под локоть, свела его ступенька за ступенькой вниз, где усадила в Шевроле.
— Леночка! Чудная моя! Какой же я был осёл! — сообщил Эд.
— Поехали! — скомандовала брюнетка водителю, и захлопнула дверь авто.