— Моя мать никогда тебя не любила! — прошипела я. — Она терпела тебя рядом только потому, что жалела!
Нож прижался так плотно, что грозил порезать кожу, но лезвие ощутимо задрожало. Бен злился, но мои слова больно задели его.
— Закрой свой поганый рот.
Внезапно в окна ударил свет. Неужели это… фары?..
Зная, что другого шанса не будет, я перехватила нож обеими руками раньше, чем Бен успел среагировать. Лезвие было коротким, но прошло сквозь кровь и плоть, когда я сжала его, пытаясь отодвинуть от горла. Бен не отступал, но он потерял слишком много крови.
— Она видела тебя насквозь, — процедила я сквозь зубы. — Она знала, что ты сумасшедший, но была слишком добра, чтобы прогнать тебя. Скарлетт Кеноби никогда тебя не любила и не полюбила бы, независимо от того, сколько девушек ты замучил и убил, чтобы удовлетворить свою больную одержимость!
В дом стремительно ворвались люди, свет многочисленных фонариков прорезал темноту. Меня словно несло по волнам — чьи-то руки стаскивали с меня Бена, кто-то опускался возле меня на колени. Бена оттащили прочь, и я выдернула нож из правой ладони. Лезвие звякнуло об пол, а я задрожала, почувствовав ласковые прикосновения чужих рук.
На мои плечи опустился плед, накрыв меня чуть ли не с головой. Я держала перед собой окровавленные ладони и смотрела, как исчезают под бинтами глубокие порезы. Сколько же пришло людей… Выходит… меня… спасли?..
— Все будет хорошо, Рей, — пообещала женщина, делавшая мне перевязку. У нее были каштановые волосы и темно-карие глаза. Встретившись со мной взглядом, она улыбнулась. — Твоего папу доставили в больницу, с ним все будет в порядке. Райан тоже там, с ним. Тебе обо всем расскажут по дороге, не волнуйся.
Где-то на заднем плане кричал Бен — он потерял всякое подобие рассудка, и трое полицейских повалили его наземь. Кровь проступала сквозь белоснежный бинт, но теперь я знала, что все обязательно будет хорошо. Впервые после смерти мамы я была уверена в этом.