конференции были откровенной "красной тряпкой", и их требования старались срезать везде, где только можно.

Последствия даже такой короткой и победоносной войны для НКР, однако, были достаточно тяжелы. Эйфория от победы не могла скрыть того факта, что фактически несколько лет экономика страны существовала в состоянии жесточайшего дисбаланса. Военный бюджет за этот период увеличился втрое. Налоги возросли вдвое, госслужащим и всем, кому платило государство, 20 % зарплаты выдавалось облигациями беспроцентных военных займов с обещанием оплатить их через 10 лет, аграриям ввели специальный сбор на "прокорм армии", который колебался от 5 до 15 % урожая различных культур. А, главное, военное производство росло, колесо войны разгонялось и влиятельные группы промышленников, генералов и политиков были совсем не заинтересованы ни в перепрофилировании военных производств, ни в отказе от мобилизационной атмосферы в жизни общества.

По-хорошему, сейчас надо было бы срочно вкладываться во вновь приобретенные области. Инфраструктура там была достаточно отсталой, а вся хозяйственная жизнь была представлена аграрным сектором и ограниченным количеством небольших частных мануфактур. Номенклатура производимых товаров была настолько ограничена, что не позволяла этим районам существовать даже в режиме натурального хозяйства. Образование и здравоохранение тоже своей широтой и доступностью не поражали. Здесь нужны были люди, деньги и идеи, но поскольку инвестиции эти не обещали скорых дивидендов киевским заправилам тратить деньги таким образом было просто жаль.

И сейчас, в эйфории от победы они лихорадочно искали возможность для дальнейшего развития военного вектора развития Новой Киевской Руси. Вот только воевать пока было не с кем.

Глава первая

Фейерверк зимой – это тоже очень красиво. Православная церковь, конечно, несколько косо посмотрела на праздники, устроенные в самый разгар рождественского поста, но Верховный гетман специально встретился с ее предстоятелем и даже не попросил, а потребовал не только не ограничивать верующих в предстоящем праздновании, но и принять в них участие, как говорится, по полной. Пост – постом, а благодарственный молебен в Софии во славу киевского оружия, да с колокольным звоном и выходом всего священноначалия в праздничных облачениях – вынь да положь. А то, что празднование на неделю рассчитано и продолжаться будет до Нового года, так тоже понимать надо государственный интерес. Не можем пока народу дать ничего, кроме праздника, но пусть все видят и понимают – ничего для него не жалеем.

Предстоятель опять начал сетовать, что зря, мол, в свое время перешли на новый стиль, Рождество приходится после Нового года праздновать, а какой уж тут пост вокруг елки, но Верховный пропустил это мимо ушей. Он тоже считал, что получилась какая-то нелогичная чересполосица, но, что сделано – то сделано, и Слава Богу, что сделано это не нами. У нас своих проблем хватает. А жить по своему собственному календарю такой насквозь европейской державе как Новая Киевская Русь неудобно, да и глупо.

Вот и расцветали фейерверки в морозном ясном небе всеми цветами радуги над Владимирской горкой, замерзшим Днепром и совсем не спящим, несмотря на поздний час, городом. Среди тех, кто любовался их вспыхивающими в неожиданных местах небосвода букетами с совершенно фантастическими сочетаниями цветов была одна еще совсем молодая пара.

Федор, выпускник медицинского факультета университета этого года, минувшим летом был вынужден резко изменить свои жизненные планы. Вместо интернатуры в хирургическом отделении университетской клиники, на которую он как один из лучших выпускников на своем курсе вполне мог рассчитывать, он неожиданно оказался призван в армию. Конечно, получить офицерские – пусть и узкие серебряные как у всех медиков – погоны сразу с четырьмя звездочками было довольно почетно, но хотелось другого: поработать с опытными хирургами, набраться опыта на ежедневных операциях, может и о диссертации подумать. Медицину Федор любил, а работать умел. Собственно, поэтому и стал он, сын учителя химии воронежской гимназии, без серьезной поддержки и связей, одним из самых перспективных выпускников. А тут – армия мирного времени, сколько там в госпитале будет операций и каких. Скорее все больше травмами заниматься придется.

Так оно и было несколько первых месяцев. Рутина. Хорошо еще, что госпиталь пока находился практически в предместьях Киева, но все время шли разговоры о том, что придется ехать в какие-то "лагеря". Федор не слишком разбирался в военных вопросах и не сразу понял, что его госпиталь – новый, фактически только что сформированный на базе киевского окружного – предназначен для одного из ударных корпусов.

В октябре от рутины вдруг не осталось и следа. Весь госпиталь – медиков, их оборудование и инвентарь – погрузили на грузовики и в автобусы и повезли куда-то на запад, в полную глушь. Разместились в каком-то селе под Новгород-Волынским, но разворачивать госпиталь не стали, видно собирались ехать дальше. Кстати, реального военно-медицинского опыта из всех врачей госпиталя не было у одного Федора, те, кто постарше, уже успели повоевать с поляками, но и остальные уже служили в армии не один год.

Начало войны в ноябре для Федора означало бесконечное движение. Госпиталь разворачивался, стоял на месте 3–4 дня, опять сворачивался и ехал вперед. Раненых было пока не очень много, но работы хватало. В основном пока везли казаков, у которых своего госпиталя не было, и саперов. Были и обмороженные. Федор работал как проклятый. На первом месте для него, конечно, был профессиональный долг, но одновременно он понимал, что приобретает сейчас ежедневно такой опыт, который в киевской клинике ему не получить и за неделю.

В середине декабря Федор вдруг осознал, что своими скачками госпиталь переместился уже в самую середину Польши и направление его движения сменилось с западного на северное – к Варшаве. Раненых с каждым днем становилось все больше, уже дважды госпиталю приходилось оставлять в захваченных польских городах своего рода отделения – как правило, одного врача и несколько человек из среднего персонала с группой уже обработанных, но требующих стационарного лечения раненых, которых просто не имело смысла везти вперед. Как правило, такие отделения размещались в польских больницах и отчасти использовали местный персонал. С точки зрения классической военно-полевой медицины было бы правильнее эвакуировать раненых в глубокий тыл, так собственно и делалось на других участках фронта, но коммуникационные пути