Послышались первые аккорды фортепиано.
Вступила певица.
"Мне сегодня так больно.
Слезы взор мой туманят.
Вспоминаю невольно
Дни прошедшей любви..."
У Зои мурашки волной пробежали по телу.
Это какая-то магия. Будто не голос звучит, а ручеек журчит, звонко перекатываясь по камушкам и галькам. Повествует о печальном, но легко, без горечи. Не жалуясь, а делясь - воодушевленно, с восторгом, будто радуясь возможности излиться. Когда выскажешься, горе легче наполовину.
Зоя отошла к окну. И вдруг замерла. За шершавым морозным рисунком - картинка из прошлого: белая кутерьма, желтые фары и голубоватая дымка наступавших раньше времени сумерек. Точно как в тот день, когда она встретила Джексона Тейта - в январе сорок пятого.
Американец покорил ее с первой секунды. Только увидела его, сердце взволнованно подскочило, забилось в горле, мешая дышать. Зоя и предположить не могла, что Джексон станет любовью всей ее жизни.
"Мой нежный друг,
Часто слезы роняю,
И с тоской я вспоминаю
Дни прошедшей любви..."
... Снег валил без перерыва. Не шел, а именно валил - сплошным потоком, сумасшедшей лавиной. Казалось, что снег атаковал землю, объявил войну человечеству и лично Зое - задумал намести трехэтажных сугробов, чтобы отрезать ее от мира.
В тот вечер ее пригласили на прием в американское военное представительство в Москве, располагавшееся в Спиридоновском переулке. Ехать не имела настроения. Целый день чувствовала себя неуютно. Холод за окном. Одиночество в квартире. Вроде простудилась немного - горло першило, голова побаливала. Напилась чаю с медом, забралась с ногами в кресло и дремала, свесив голову на плечо. Не собиралась покидать свое теплое убежище до тех пор, пока погода не наладится, или кто-нибудь придет спасти ее из снежного плена.
Спасатель явился в лице давнего знакомого Генри Шапиро, корреспондента американской газеты. Розовощекий с мороза, одетый по-вечернему, он звал Зою с собой, уверяя, что будет весело. Будучи союзниками, американцы в конце войны частенько устраивали совместные вечера, чтобы укрепить дружеские связи. После короткой официальной части начнутся танцы, сказал Шапиро.
Танцевать Зоя обожала, особенно фокстрот.
Хандру как рукой сняло. Вскочила и молодой козочкой забегала по квартире - приодеться, причесаться, припудриться.
У подъезда ожидал элегантный, черный Бьюик - шикарная машина, которой позавидовали бы члены советского правительства. Только тронулись, попали под снежный обвал: даже с включенными фарами впереди не видно ни зги - черная ночь и белые струи. При повороте на Спиридоновку зад Бьюика занесло, въехали в сугроб. Застряли. Водитель давил на газ, колеса визжали и проворачивались впустую. Без помощи извне с места не сдвинуться.
Мужчины собрались толкать. Зоя, смеясь, предложила:
- Мне тоже выйти помочь?
Получила решительный отказ.
Автомобиль вытолкнули из сугроба и отправили в гараж. До американской миссии оставалось пройти два шага.
Когда, отогревшись и подняв настроение бокалом вина, их компания входила в танцевальный зал, взгляды мужчин, как по команде, обратились на Зою.
Она не смутилась - любила находиться в центре внимания, принимала как должное. Сейчас польстило вдвойне. Приятно сознавать что все еще привлекательна, ведь находилась уже в возрасте "за тридцать". Далеко не каждая артистка пользовалась успехом у здешней, непростой публики: сплошь иностранцы, офицеры - аккуратные, подтянутые. И все у ее ног, выбирай любого.
Ощутила себя королевой. Не зря она согласилась на уговоры Генри. Положив руку на его плечо, Зоя гордо вскинула голову и закружилась в танце.
В тот вечер она была нарасхват у кавалеров. Не запомнила ни одного - все в одинаковой форме и с короткой прической: казалось, танцевала с одним и тем же человеком, лишь менявшим голову. Лица кружились и сливались с кружащимися лампами. Они что-то говорили ей на своем языке, она что-то отвечала по-русски.
Когда к их компании подошел высокий, симпатичный морской офицер, Зоя подумала некстати: только бы не оказалось, что женат. Он столь явно желал ее глазами, что заставил смутиться, уставиться в пол. Испугалась - он поймет то же самое по ее взгляду. Офицер улыбнулся, представился: Джексон Тейт. Взял ее за руку и больше не отпустил, показывая всем остальным - эта королева моя.
Заиграла музыка. Чтобы польстить русским гостям, хозяева заводили романсы Юрьевой, в те годы сумасшедше популярные. Джексон пригласил на танец. Он не только впечатляюще выглядел, но и отлично вел как партнер: уверенно - по-мужски. Зоя летала по танцевальному залу, как бабочка по цветочному лугу. Языкового барьера не замечали оба. Неважно. Они разговаривали глазами и отлично понимали друг друга.
Так легко, как с Джексоном, Зоя не ощущала себя ни с одним мужчиной. Окрыляющая, по-детски беспечная радость не покидала ее те несколько месяцев, что провела с любимым - несмотря на продолжавшуюся войну, хлебные карточки, перебои с отоплением и электричеством. Зоя была счастлива и точно знала, что Джексон испытывал то же самое.
Они везде появлялись вместе. На театральных премьерах, где в первых рядах сидели советские министры в военных кителях. На приемах в американской миссии. В ресторанах. В гостях у общих знакомых. Старались поменьше расставаться, только по необходимости. Утром, уходя на службу, он не мог оторваться от ее губ, а вечером сгребал в охапку и уносил на руках в спальню...
"Я жду тебя, как прежде!
Но не будь таким жестоким.
Мой нежный друг,
Если можешь, прости!"
Какое безжалостное было время!