Litvek - онлайн библиотека >> Ирина Николаевна Лем >> Рассказ >> Зоя Федорова. Если можешь, прости (СИ) >> страница 2
встречи, настолько грустны расставания. Жили бы они поближе, Зоя так не расстраивалась. Слезы рекой, вопросов куча - когда теперь снова увидятся? Выпустят ли ее в следующий раз из страны? Не скончается ли она прямо в очереди за справками-документами?



  Дочка предлагала остаться у нее навсегда, на законном основании: Зоя - женщина в возрасте, Виктория - ее единственное дитя. Имеет право взять маму к себе, как нуждающуюся в присмотре. В международном праве "воссоединение семьи" называется, против него даже КГБ бессильно.



  И Зоя уже подумывала, что да, пора бы ей определиться, годы идут, одной все тяжелее, тоскливее. Раньше об одиночестве не задумывалась, некогда было хандрить. После возвращения из ссылки налаживала жизнь: первым делом разыскала дочку, потом выбивала жилье в Москве, ходила по киностудиям, просила работу.



  Удача, что режиссеры ее не забыли, снимали - пусть в небольших ролях, да Зое все равно, лишь бы хватало заработков обеспечить себя с дочерью. Талант она не растеряла в жизненных перипетиях, каждая роль становилась заметной. Публика принимала восторженно - в столице и в провинции, куда ездила с концертами, когда не снималась. Встречи, выступления, люди вокруг - ее стихия. Чувствовала себя нужной, любимой. Полезной.



  Теперь же друзей поубавилось: одни на край света переселились, другие на тот свет отправились. Особенно скучно стало, когда умерла лучшая подруга Лидия Русланова - всенародная любимица, исполнительница русских народных песен. Ей тоже много чего испытать довелось.



  Они встретились во Владимирской тюрьме, в самый тяжкий период для обеих. Зою посадили, разлучив с девятимесячной дочкой, пытали, заставляли признаться в абсурдных вещах - связях с иностранной разведкой, очернении советской власти. Лидию тоже пытали, выбивали обличающие показания на мужа-генерала. Она была постарше, потверже характером, а Зоя сникла, хотела повеситься. Выжила лишь благодаря подруге - та взяла ее под опеку, уговорила не падать духом. И после реабилитации много помогала - прописаться в Москве, получить квартиру, найти работу. Восемь лет как нет ее в живых, а пустота от потери так и не заполнилась.



  И не заполнится - настоящих подруг судьба посылает только раз...



  Все чаще задумывалась Зоя о перемене места жительства, но как-то расплывчато, неопределенно. Это как мечта, которая имеет шансы сбыться, но - не сейчас. Греет именно тем, что существует в перспективе и не торопится исполняться. Хорошо иногда представить себя в Америке: ходит Зоя в солидные рестораны, где официанты не обманывают со сдачей, а публика не ругается матом и не напивается до свинячьего состояния. Или: идет в магазин, покупает модную шубку - без толкотни, переплаты и "блата". Или: в любой момент пошла в "Макдоналдс", купила гамбургер, о котором в Москве слыхом не слыхали.



  Да, помечтать хорошо, а всерьез задуматься о переезде - страшновато. Все-таки, здесь у нее все налаженное и привычное: съемки, выступления, интервью, творческие встречи - последнее время реже, но все равно ощущает себя востребованной. А там? Никого, кроме дочери, не знает, зять по-русски ни бум-бум.



  А Зоя в их языке - ни бум-бум, и учить поздно, что она там будет делать? Насчет работы и думать нечего, ни у кого из русских "перебежчиков" карьера в Америке не задалась. Значит, будет целыми днями дома сидеть, в окошко глядеть. Тоска смертная: с соседями не поболтать, в кино не сходить, в парке не прогуляться, разве что с внуком иногда.



  В магазине простых вещей не спросить, приходится на пальцах объясняться да мычать по-глухонемому. Самой смешно. Конечно, при необходимости дочь поможет, но не станешь ее из-за каждой мелочи тревожить. Зоя - женщина самостоятельная, всю жизнь только на свои силы рассчитывала, неловко ощущать себя инвалидкой.



  Виктория успокаивала:



  - Не бойся, мама. Здесь, на Брайтоне, много русских. Целый район. Можно всю жизнь прожить, ни одного коренного американца не встретить. И язык учить необязательно. Все друг друга понимают, ведь мы одной национальности - эмигрантской.



  Правда. Зоя удивилась, как много там соотечественников, и все называют себя русскими - евреи, украинцы, даже казахи. На чужбине без разницы, что в шестой графе написано, если родина одна - Советский Союз. Они в Америке прижились, инфраструктуру наладили... Здесь Зоя задумалась. Слово это иностранное, где-то слышала, а как писать, точно не знает: инфра- или инфро-? А, неважно. Можно заменить коротким, понятным русским словом "быт".



  Он налажен до мелочей, пожалуй, лучше, чем в Москве. Все необходимое под боком: рестораны, аптеки, магазины, ювелир, пошивочная мастерская, крошечный концертный зал - эдакое американское Замоскворечье.



  Переезд на новое место - шаг, конечно, решительный, но он не должен Зою пугать. Поначалу будет непривычно, да где наша не пропадала! К хорошему быстро привыкаешь, надо только не терять оптимизма. Это первым переселенцам тяжко пришлось, а Зоя не на пустое место едет - к родным. Поклонники там уже есть: "Свадьба в Малиновке" сделала из нее знаменитость не только на родине, но и в эмигрантских кругах. Благодаря знакомствам Виктории среди журналистстов, местная пресса ею заинтересовалась. В первый свой приезд Зоя увидела возле самолета толпу с фотокамерами, подумала - американскую кинозвезду встречают. Оказалось, именно ее.



  Сейчас самый удачный момент круто повернуть судьбу. В последний раз. За океан переедет, там и умрет на руках у дочери - лучшего конца не пожелаешь. Смерти Зоя не боится: дочь пристроена, внук тоже не пропадет.



  Улыбнулась. В душе - озорные солнечные зайчики, несмотря на мороз, расписавший узорами окна. А не устроить ли самой себе праздник? Маленький, интимный, без подготовки - не укладывая волос и не снимая халата. Завести музыку для настроения, послушать любимые романсы, которые прошли с ней по жизни, под которые когда-то танцевала на вечерах.



  Холод от окна добрался до плеч. Зоя накинула пуховый платок, оренбургский - теплый, как шуба, подошла к полке с грампластинками. Пройдясь пальцами по верхушкам, нашла старую, еще на семьдесят восемь оборотов, с романсами Изабеллы Юрьевой. Пластинка в тонкой, истрепавшейся по краям, обложке с круглыми