– Да вы не переживайте… У нас дома… На повити… У бабушки Висти (показывает ладошками) Вот такой ещё пласт табака сохнет! Так что ещё видеться!
Чуть не подавившись слюной, рассыпается в страшном кашле Репа.
А перед глазами мальчика возникает, словно из облака, повить бабушки Висти.
… Вот Бабушка Вистя подходит к «повити». Поднимается по приставленной лесенке и, скрипя жёрдочками, ступеньками поднимается к той самой полочке, где толстым слоем лежат высушенные ещё с августа стебли табака…
Так, говоришь, до чёрта ещё табачку? – голос, словно из погреба принадлежит Пахану, но мальчик его не слышит.
Он видит бабушку, поднимающуюся на эту самую повить, и от изумления прикладывающую руки к груди. Всё видимое пространство перед ними оказывается заваленным сохнущим табаком.
– …Придёшь ещё? – из забытья его выводит голос Репы.
–А куда денусь-то… Приду, конечно… Без вас никуда! Вы мои главные покупатели!
У порога Колька неожиданно останавливается, и перед ним вдруг встаёт совершенно другая картина; лицо бабушки вдруг становится удивлённым. Она прикладывает ладошку к губам. И в этот же самый момент табак на «повити» медленно тает, превратившись в обнажённые доски…
– Чуть ли не половину скурили, гады… – подвешивая в руке мешок, бормочет он – А у бабы Висти табачка-то боле нет… Нет!
Колька недолго бредёт по тропинке. Дойдя до костра, смотрит на греющихся там красноармейцев. Вдруг на его губах снова мелькает. улыбка и тут же тает, словно стёртая прилипшей к губе снежинкой. Он лезет в кармашек рюкзака, достаёт фляжку и, открутив большую на цепочке крышку, льёт в неё, не торопясь, тягучую на морозе, прозрачную жидкость…
Ну, бог с ним, – ушастый красноармеец соглашается, – только ради всех святых… Ненадолго!
… Кранты! – Репа сбрасывает с плеч телогрейку и очерчивает перед собой круг сверкнувшей в. воздухе заточкой, – Порешу-уу суку.
Пахан, оттолкнув его от окна, прилипает к щели. Губы его бледнеют и сжимаются:
Не-е… Я его сам на ремни зашинкую! Что он опять задумал, гадёныш?
К окну по очереди прилипают один за другим остальные зэки.
А мальчик идёт к почти родному уже крыльцу и о чём-то мечтательно улыбается. Остановившись, начинает крутить головой, осматриваясь; нет ли кого? Убедившись, что кругом никого, подходит к дверям вплотную.
Затаив дыхание, по другую сторону дверей застыли двое – Пахан и Репа. В руках и того и другого по заточке. Во взглядах решимость и бешенство. Они переглядываются.
На крыльце ведь Колька? – шепчет Пахан.
Угу! – кивает головой Репа.
Зайдёт… Ты ему сразу рот затыкай! – главарь крутит глазами, пытаясь предугадать, какую же подлость их юный гость задумал на этот раз, – А там кувалдой по башке и в топку… Достал он!!!
Тсс! – шепчет Репа и показывает пальцем на пол.
В почти незаметную щель между полом и дверью закатывается небольшой предмет; патрон от нагана.
Приблизившись к развилке, после которой Кольке надо сворачивать направо, к своей деревне, он останавливается и ставит на тропинку вещмешок. Улыбнувшись, открывает его и отсыпает красноармейцам табак прямо в перевёрнутые будёновки.
Достаёт с самого дна своего мешка вторую бутылку и протягивает её красноармейцам.
– Мамка, думаю, не обидится, что отдал!
– Ну, спасибо, малец… – тощий красноармеец жмёт ему руку, – Если что – завтра мы после полудня обратно пойдём. Обращайся!
Гранёный стакан поблёскивает на солнышке. В его гранях виден силуэт мальчика, перескакивающего из одной плоскости в другую. Мальчик удаляется прочь. А стакан этот тем временем наполняется мутноватой жидкостью и приподнимается вверх.
Мальчик, не оглядываясь, скользит по лыжне, превратившись за пару минут в почти невидимую и недосягаемую точку. Когда люди в шинелях стукнулись, точка вообще пропала, слившись с тёмной полосой прибрежного ельника.
В полной тишине над рекой слышны два мужских голоса.
– Да чего суёшь, видишь, руки заняты… Пей… Я дух переведу!
– Ну, давай… вздрогнули!… За мальца! И я вот, такой же малой был! ЧЯертяка!
– Пей давай!
– Фу… – и тут голос его словно приглушается – он громко шмыгает носом, принюхиваясь – Чё-то не то…
– Что не то?
– А пахнет не тем…
– Да чего ты там опять паникуешь… Дай–ка сюда – второй тоже шмыгает носом, принюхиваясь – М-ммм…
– Что? Вроде керосином отдаёт?
– У-гу… Отдаёт…
– Может, в бутылку из под керосина спирт налили?
– Не похоже…
– То есть?
– А похоже на то… Знаешь… Вроде того… По– моему. -. это и есть тот самый керосин!
Над рекой на некоторое время нависает полная тишина…
Попадись мне малец этот ещё раз! Глаз ему, падле, на жопу натяну!
С высокого обрыва, неподалеку от которого стоят знакомые бараки, за красноармейцами наблюдают двое: Пахан и Репа. Серые фигурки вдали что-то громко кричат и машут руками в сторону леса, за которым растворился мальчик. Дневальный на зоне бьёт по висящему огрызку рельса. Зэки торопятся, докуривая по очереди самокрутку, и бегом выстраиваются в колонну – на перекличку.
А удары набата всё несутся и несутся над лесом…