Индокитае это произошло быстрее, в консервативном Китае медленнее). Для Востока итоги подобного культурного переворота были одновременно великим благом и существенной утратой: с одной стороны, появление новой европеизированной элиты стало стимулом для сближения цивилизаций; с другой – отучившись в Кембриджах и Сорбоннах, образованные люди Востока поголовно заразились европоцентризмом, тем самым невольно превратившись в распространителей вируса расовой и культурной неполноценности.

«Будто посланники небес, британцы проникли сквозь проломы в разрушавшихся стенах нашего дома и принесли нам веру в то, что и мы нужны миру… Динамизм Европы взял приступом наши пассивные умы. Он подействовал на нас, как ливень из тучи, пришедшей издалека, действует на пересохшую землю, пробуждая в ней жизненные силы».

Рабиндранат Тагор.

Триумфальное вторжение западной литературы в ум и сердце Востока началось в первом десятилетии ХХ века. Нам должно быть лестно, что важную роль в этой культурной экспансии сыграли произведения русских писателей, оказавшие немалое воздействие на формирование современных литератур Индии и Китая, а Японию даже превратившие в своего рода литературную колонию России. Сами японцы в начале века говорили, что, победив русских в войне, были наголову разбиты ими в литературе. Не будет преувеличением сказать, что Тургенев, Толстой, Чехов, Достоевский стали для японцев своими, вполне японскими писателями. Согласно издательской статистике, в 1910-е годы в Японии ежегодно переводилось в среднем сто пятьдесят (!) русских произведений, в том числе и авторы второго, третьего и четвертого ряда. Одно из последствий увлечения Россией – изобилие в Японии массовых литературных ежемесячников: это единственная, кроме нашей, страна, где прижилась и процветает совершенно русская традиция толстых журналов.

«Особой популярностью среди студентов пользуются лекции по русской овощелогии… Огурцы великой России не имеют примитивного цвета. Их цвет совершенен, он подобен цвету жизни. О-о, огурцы великой России!»

Р.Акутагава

(новелла «Удивительный остров», где литературы различных стран аллегорически уподоблены овощным культурам).

На протяжении всего ХХ века наблюдается странный феномен: Восток взахлеб читает западную литературу – и на языке оригинала, и в переводе, – а восточная литература проникает на Запад лишь скудными ручейками, да и то в немалой степени благодаря политически корректным усилиям Нобелевского комитета, увенчавшего лаврами полдюжины азиатских и африканских писателей, имена которых до момента увенчания западному читателю были по большей части неизвестны. ХХ столетие – эпоха страстной и в общем-то безответной любви Востока к Западу, любви, доходящей до обсессии, когда хочется во всем быть похожим на любимого и всё-всё делать, как он, – так же жить, так же одеваться, говорить на том же языке, питаться той же телесной и духовной пищей.

Один из плодов этой так и не добившейся полной взаимности страсти – литературный андрогинизм, и совершенно неудивительно, что почти все его адепты (уже довольно многочисленные – см. Приложение к следующей главе) происхождения восточного, а не западного. Исключения единичны – например, известный японский писатель, американец по происхождению, Хидэо Леви (р. 1950).

Новый андрогин

Первоначальный андрогин, первочеловек, наш с вами предок, был могуч, совершенен и горд.

«…Тело у всех было округлое, спина не отличалась от груди, рук было четыре, ног столько же, и у каждого на круглой шее два лица, совершенно одинаковых; голова же у двух этих лиц, глядевших в противоположные стороны, была общая, ушей имелось две пары, срамных частей две, а прочее можно представить себе по всему, что уже сказано».

Платон, «Пир».

За гордость андрогины, как известно, и пострадали – Зевс разрубил каждого пополам, причем, что для нас важно, разрубил вдоль (стало быть, по меридиану), и с тех пор левая и правая (стало быть, западная и восточная) стороны стремятся друг к другу, а когда встречаются, происходит магическое слияние – Эрос.

Новая «восточнозападная» литература обладает явными признаками андрогинности: при одной голове у нее два лица (одно обращено к восходу, второе к закату), два сердца, двойное зрение и максимально устойчивый опорно-двигательный аппарат. Еще ей свойственна повышенная витальность, несколько диссонирующая с вялой доминантой литературы fin de siecle, но вполне объяснимая, если не забывать об эффекте магического слияния. Андрогины конца ХХ века – первые лазутчики племени, которое, очевидно, будет задавать тон в культуре грядущего столетия. Нет, не лазутчики, а скорее первые ласточки, ибо они имеют свои гнездовья, каковых на сегодняшний день насчитывается по меньшей мере три.

Первый их этих «птичьих базаров», разумеется, – Соединенные Штаты, страна иммигрантов со всех континентов, а в последние десятилетия в первую очередь именно с Востока. Бережное отношение к зарождающейся андрогинной литературе – одно из положительных последствий торжества политической корректности. Однако скоро нужда в этой няньке, видимо, отпадет. Андрогинная литература мощно набирает темп, беря если не качеством, то количеством, и в скором времени, наверное, совсем забьет малокровную WASPовскую.

Тот же процесс, но стихийный и оттого еще более убедительный, происходит в Англии, куда со всего Британского содружества стекаются новые англичане самого разного цвета кожи и разреза глаз. В последние годы писатели-иммигранты фактически монополизировали Букеровскую премию. Лондон становится очень странным городом, где в знакомом по гравюрам и учебникам интерьере преобладают смуглые лица и звучит певучая, разноакцентная английская речь. Благодаря притоку свежей иносоставной крови британская литература сегодня лучшая в мире, что, кстати, заметно и по количеству переводов на страницах «ИЛ».

Привилегированность двух этих очагов нового андрогинизма зиждется на англофонности. Английский стал языком международного общения, латынью ХХ века, поэтому голос англоязычных писателей-андрогинов слышен в сегодняшней литературе лучше всего. Однако есть и третья зона культурного симбиоза Востока и Запада, менее заметная миру, но зато самая массовая, где диковинные существа двуединой природы водятся в изобилии. Речь идет о Японии, целой стране, стремительно превращающейся в андрогина. Японию теперь не относят ни к Востоку, ни к Западу, она как бы сама по себе. За тридцать лет благополучия и