- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (12) »
Братья Бондаренко СКАЗКИ ДЕДУШКИ МАТВЕЯ
Скупой Бурундей
юньское утро. Воздух полон света, тепла, звона жаворонков. Окно столярной мастерской дедушки Матвея раскрыто настежь, и легкий ветерок шуршит рассыпанными по верстаку стружками. Сам дедушка Матвей, сутуловатый, широкоплечий, с проседью в черной курчавой бороде, сидит за верстаком и выстругивает для граблей зубья из клена. Вдалеке, сквозь кусты ивняка, поблескивает речушка Чагра, а ближе, подходя к самому бугру, на котором стоит дом дедушки Матвея, молодо зеленеет луг. Пройдет еще недели полторы, и колхоз «Заря коммунизма» выедет на сенокос. Поэтому дедушка Матвей торопится, чтобы успеть наделать столько граблей, чтобы хватило на всех. По обыкновению, он напевает вполголоса что-то монотонное и бесконечное и краешком уха прислушивается к разговору своего девятилетнего внука Николки и его ровесника Кости. Они, играя на лужайке перед крыльцом дома, из-за чего-то не поладили. — Ну, дай, — слышится умоляющий голос Кости. — Хи-итрый, мне, что ль, не надо? — отвечает Николка. — Жалко? Да? Жалко?.. Дал же я тогда тебе живого воробья? Дал? — Фи, воробья!.. Его кошка съела. Долго еще просит Костя. Но Николка неумолим. Еще бы! Ни у кого в школе нет такой богатой коллекции бабочек. Костя, обидевшись, уходит домой. А немного погодя, дедушка Матвей подзывает Николку: — Поди-ка сюда, внук. В окне мастерской появляется розовощекое, еще не успевшее хорошенько загореть лицо. Синие глазенки живо бегают. — Ты что, дедушка? — Тебе когда сегодня в школу? — спрашивает дедушка Матвей Николку. — В школу? Так у нас каникулы, дедушка. — Ага, каникулы. Так, так… А хочешь сказку послушать? Николка с шумом влетает в мастерскую, усаживается на верстак, на пахучие стружки, положив завернутую коробку с бабочками рядом с собой. — Не совсем это сказка, скорее — побасенка, а послушать не мешает, — певучим говорком начинает дедушка Матвей, не переставая обстругивать кленовые зубья. За полями чистыми, за степями раздольными, среди сибирской тайги, у быстрой большой реки живут бойкие зверьки — бурундуки. Пять черненьких полосок, идущих от головы до хвоста, украшают их бурые спины. Жили они как одна семья: друг дружке во всем помогали, в беде-горе не оставляли, по праздникам к белкам да зайцам в гости хаживали, орешками, ягодками, грибками угощались. Только и в семье не без урода. Был один такой — Бурундей. Праздники он не признавал, соседей избегал, на ночь запирал нору крепко, потчевал редко. Над каждым орешком дрожал, учитывал себя во всем да ужимал, зато в закромах у него чего-чего только запасено не было! Лет за сто не поесть всякой всячины. Портились постепенно запасы, в труху обращались. А Бурундею все мало: от зари до зари по лесу рыщет, что ни попало в нору тащит. А как увидит, что кто-нибудь нашел орешек покрупнее или ягодку порумянее, так аж затрясется от зависти. Целую ночь потом с боку на бок переворачивается, уснуть не может: так тот орешек и стоит перед глазами. Как-то раз ночью беда стряслась: гроза была. Много бед бурундукам она понаделала: на того дерево свалила, того громом убила, того водой залила… Зашел утром к Бурундею брат его. — Пойдем-ка, — говорит, — поможем там одному. Над его норой сосну с корнем вырвало, нору землей засыпало. Новую рыть надо, а сам он ногу сломал. — Некогда мне, — ответил Бурундей. — Не зимовать же ему под открытым небом… — У меня вон у самого весь вход размыло, — отвечает Бурундей. — Сообща и тебе поправим. А ему в первую очередь надо. — Надейся на вас, пожалуй… — А если б тебе так? — Без вас бы обошелся, — пробурчал Бурундей. — А то не столько работы сделаете, сколько порастащите… Знаю я вас… — И как не стыдно тебе о товарищах так думать? — возмутился брат. Но Бурундей и слушать его не стал. Залез в нору и дверь закрыл. В другой раз собрались на полянке в солнечный день бурундуки, прыгают, играют — посмотреть любо-дорого. Вышел и Бурундей. Встал в сторонке, хмурится, пасмурным сентябрем на всех поглядывает: — Добегаетесь, голубчики, допрыгаетесь. Голодный год придет — животы подведет… Засмеялись в ответ бурундуки: — На наш век всего хватит! — Солнце только при жизни светит! Радуйся, пока радуется! — У него, ребята, за чужой щекой зуб болит! Подошел тогда к Бурундею брат его: — Плохо живешь, брат, с зажимкой. От других за тебя стыдно. — Помалкивал бы уж, — зло проворчал Бурундей. — Кто-кто, а ты-то должен понимать: чем больше соберешь, тем дольше проживешь. Так-то. — Э, брат, лишнее-то как есть погниет. А запасец, в меру у нас у каждого имеется. Не все же время работать, надо и порезвиться. А ты бы так, брат, бросил бы всех чуждаться, стал бы жить для других, глядишь и другие бы жили для тебя. — Сегодня гуляем, завтра гуляем, а черный день? — Эхе-хе, — вздохнул брат, — и в кого ты в роду скупой такой? — Скупо — неглупо: сытно и любо, — обрезал Бурундей. Но вот постигло бурундуков горе. Два лета подряд недород на орехи был. А на третье и урожай был хорош, ветки от орехов до земли гнулись, но зима легла ранняя да жестокая, намела сугробы высокие, а следом гололедица ударила. Вот и пришлось худо бурундукам. Да не одним бурундукам, а и мышкам сереньким, и птичкам-кедровикам, и белкам-скакуньям, и сойкам-крикуньям, — всем, кто зиму осенними запасами живет. А долго ли проживешь, когда с осени запасти не успели? Покуда могли, — делились, а тут время пришло и делиться нечем стало — хоть криком кричи… Долго крепилась серая Мышка: и голодно — невмоготу, и на поклон к скупому Бурундею идти не хочется. Однако не вытерпела, пошла. — Бурундей, Бурундей, зернышек не пожалей. Все под снегом глубоко, весна, страх как далеко. Не дотянуть. — Хи-итрая, мне, что ль, не надо? Вас тут ой-ой сколько! Всем давать — много будет. Проваливай! Ушла Мышка, заплакала. А у норы бурундука уже Белка прыгает, на лапки дует: замерзла, бедная. — Будь милостив, Бурундей, угла не пожалей: пусти с детушками погреться. Мороз сосну расколол — на снегу оказались. А Бурундей и дверь не открыл. — Что мне за дело до тебя и детей твоих. Хоть позамерзайте, не жалко… — Ну орешков каких-нибудь дай. Сам знаешь, когда
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (12) »