баховской школы и откровениями молодого оперного искусства. Очень топко отмечает Вейс критическое отношение Моцарта ко всему, что он воспринимал, ибо гений Вольфганга – и автор книги не раз умело подчеркивает это – блистал самобытностью.
Нужно напомнить., что Моцарт, хотя Вейс об этом не говорит, жадно поглощал но только музыку, но и литературу и все виды искусства. Оп испытывал живую радость общения с людьми и был на редкость щедр в дружбе и в любви, хотя об избраннице его немало суровых слов сказал уже Улыбышев (вспомним хотя бы историю с продажей копий «Реквиема»). Вейс еще более строг по отношению к Констанце – но это его право. Не получает разгадки в книге «тайна Реквиема», – по всей вероятности, из-за того, что исследования последних лет показали, что тайна эта еще более сложна, чем предполагалось в прежние годы.
И наконец, нельзя не остановиться на этической коллизии «гения и злодейства», Пронизывающей всю книгу и играющей в ней едва ли не первенствующую роль. Когда Моцарт соприкасается с высокими произведениями искусства, он восхищается ими, он воздает должное и забытому ныне Вагензейлю, в прошлом учителю музыки Марии Терезии, и великому Гайдну. А когда «завистники презренные» встречаются с великими мастерами, то в сердцах этих недостойных людей вспыхивает ненависть. Эта коллизия придает трагический характер трактовке темы, которой она посвящена. Именно поэтому роман Дэвида Вейса, повествующий о жизни и творчестве великого и прекрасного человека, кончается его гибелью.
Игорь Бэлза
Игорь Бэлза