незванных гостей. Остановить может и не остановит, но хотя бы сигнал о вторжении подаст.

— Выходит, стало быть, так, — разговаривала сама с собой матушка Мартеллина, спускаясь в обширный подвал иссаратанарского храма со свечой в руке и связкой ключей под мышкой. – Три человека. Нет, трое выжили, а вообще их было шесть. Допустим, эта троица не лжет, и табранские разбойники все же были. Тогда верно, по могилкам все сходится: две монашки и трое из шестерки погибли при штурме. И никого с собой не забрали? П-фу! Не верю, сеньоры! Чтобы наемник-бретер, монах-остарий и маг недоучка не положили там хотя бы пять-шесть табранцев? А ведь с ними, если верить этому Вира, еще и тамбурино была, а так же дикарь-лучник и скафильский купец с грузом оружия. Но это, если верить. Трупы, конечно, могли табранцы забрать… Ты сама-то себя слышишь, матушка моя?

Она на некоторое время замолчала, перебирая ключи на связке одной рукой. Нашла тот, что ей был нужен, и пошла дальше.

— Или… Не было никакого нападения табранцев, а были оголодавшие бродяги, которые ограбили приют менестериалий. А потом придумали нелепицу про «лесных рыцарей», про круги на полях… Стоп-стоп, душечка! Круги видел и тот молоденький лейтенантик! И куда делись остальные тела? Сестер и жителей этой деревни, дай Единый памяти? Всего пять могил… Жителей, допустим, заставили рыть братскую могилу, связать и утащить сестер, потом всех порешили в ближайшем лесу. И никогда у нас провинциальная милиция найти ничего не могла. Ни иголку в стоге сена, ни убийц, ни массовую могилу.

Ох-хо, напасть! Что затеял Викарий?

Пятеро мертвы, закопаны на монастырском дворе. И еще трое – в тюрьме Викария, утверждают что монастырь не грабили, не сломались под пытками. Хотя и пыток-то еще толком не было, уж слишком причудливую историю рассказали, побоялись навредить невиновным.

Матушка чуть не наткнулась за заснувшего на своем посту стража. Высокий молоденький воин очнулся, ойкнул, вскинул руку в знак приветствия, смущенно отступил в сторону. Мартеллина ласково потрепала его по щеке, смутив еще больше. Она не писанная красавица, но сложена ладно, для своих тридцати с небольшим лет вполне себе бабенка – в темноте и солдату сойдет. Подняв таким образом себе настроение, матушка начала долгий спуск в подвалы.

— Но, — перехватила она свечу поудобнее. — Почему ничего не взяли? Или взяли, но то, чего в монастыре быть не должно? Клад драгоценных монет, древнюю реликвию? Монах мог о нем знать от своих же, сестры могли проболтаться. Тогда и решили действовать, напали внезапно, повязали менестериалий. Столь же внезапно напали на деревню. Устранили всех свидетелей, спрятали клад, а тут, в Иссаратанаре, прокололись. Чем-то вызвали подозрение городской стражи, да может просто перепили в кабаке, их повязали до суда длинных пик . А как Викарий узнал о происшествии в монастыре, он велел все как следует расследовать. Тут и попались, супчики…

Мартеллина сняла со стены большой масляный фонарь, зажгла его от свечи и пошла вдоль длинной галереи бутылок разных форм и ценности. Запасы в этом огромном храмовом комплексе были знатные. Ей, как судебному прелату доступ сюда был открыт всегда. Вот эта галерея – с вином, чуть дальше – сыры копченые и полукопченые, и совсем еще свежие. Колбасы, сосиски, ветчина, окорока. Рыба, замученная на дыму, вкусная – пальчики оближешь. Далее – маринады и соленья в сотнях бочек. Чревоугодие – грех, но покушать-то на ночь надо!

Она, наконец, определилась с вином, изрядно подмерзнув в сыром подвале. Отогревая пальцы дыханием, она пустилась в обратный путь по длинным лестницам и переходам, не забыв прихватить с собой связку вяленых колбасок.

— Версию с табранскими разбойниками можно отмести сразу! – раздавался под низкими сводами из влажного камня ее низкий голос, что между прочим, матушку весьма смешило. – Были бы разбойники, на границу отправили бы не милицию, а регулярных кавалеристов. Викарий поднял бы вой, и дым тут уже стоял бы коромыслом. Да и сами табранцы никогда бы не позволили себе такого лихачества, если уж не хотят войны. Раутбриттеров тамошние власти вешают на деревьях без разбора, не разбирая где дворянин, а где крестьянин. Дерзнул нарушить спокойствие юного герцога – суй голову в петлю.

И что же в итоге? В итоге совершенно не ясно, почему это дело Викарий подсунул ей, обычному судебному прелату Иссаратанара, разбиравшей обыкновенно дела об отравлениях супругов, приворотных зельях и дождях из лягушек. Только из-за того, что она, как и пропавшие сестры, менестериалия? Порадовать что ли хотел, старый хрыч Гийомэ?

На последней крутой лестнице (понастроили же, демоны), у матушки заколол бок. А потому по коридору к своей келье она шла не торопясь, стараясь отдышаться. Чай не 15 лет уже. Да и вот эта вот любовь к колбаскам…

В ее комнате кто то шуршал. У матушки аж сердце зашлось. Оглянулась – вокруг никого, темный коридор, но свет свечей из-за неплотно закрытой двери в келью колеблется. Она перехватила бутыль поудобнее. Как это воры проникли сквозь всех наших бдительных стражей?

Она резко открыла дверь и, приготовясь громким откликом спугнуть наглого воришку, вошла.

Возле ее столика стоял мужчина в черном дуплете, черных штанах, с маской на лице. Он копался в ее документах, а на звук открывающейся двери недоуменно обернулся.

Несколько бесконечных секунд они стояли, уставившись друг на друга. Затем мужчина медленно достал из-за широкого пояса коротенький нож. А другой рукой смахнул с руки внезапно вспыхнувшее пламя прямо в шкатулку с документами! Взломав замок и как-то обойдя сторожевое заклятье!

Колдун в самом центре Иссаратанарского храма!

Спасло ее только то, что в возмущении, она вскинула руки. Нож угодил в бутыль с вином. Стекло с тихим звоном разлетелась на осколки, порезав матушке руку. С ужасом она посмотрела на свою кровь, но недолго — ее противник вновь начал действовать.

Колдун достал из-за пазухи пригоршню цветных бумажных листочков и сыпанул их веером ей в лицо. В тот миг она и отмерла. Резко вскрикнув, отбрасывая заряженные магией «снаряды» и тут же, не давая противнику учинить еще какую-нибудь мерзость, начала петь разрушающую молитву.

Мощный контральто Мартеллины заставил тени за плясать на стенах кельи, а вора – резко отступить к окну. Брошенные им листочки так ничем зловредным не сделались, лишь слабо пыхнули, затянув помещение запахом паленой шерсти.

Сам же колдун предпочел в дальнейшую схватку не вступать. Он может и был горазд кидаться ножичками, да обходить сторожей, но в открытом противостоянии с менестериалией шансов не имел никаких. Молитвы монахинь