средства на пропитание и очередные кутежи, читая свои стихи в замках и на ярмарках, на городских площадях или в каком-нибудь купеческом доме, где играли свадьбу. Создатель злых сатир и берущих за душу лирических стихотворений, автор очень смелого по своему философскому содержанию драматического произведения — «Действа о Теофиле», Рютбёф может считаться предшественником лучшего французского порта XV столетия — Франсуа Вийона. Нередко оставаясь, по собственному признанию, «без одежды, без пищи, без крова», разделяя с жонглерами их кочевую жизнь, Рютбёф приобщался и к их повествовательному искусству, глубоко народному и по форме, и по внутренней сути.

Каковы бы ни были социальное положение, жизненный обиход и культурный облик авторов фаблио, эти обстоятельства отражались порою лишь па частных особенностях создаваемых ими произведений, но не затрагивали их жанровой природы: то и здесь задавался городской литературой, и прежде всего массовым искусством жонглеров.

Среди сюжетов фаблио очень много заимствованных. Сочинители брали их где придется,— как впоследствии что делал Франсуа Рабле в романе «Гаргантюа и Пантагрюэль», Мольер в своих комедиях, Анатоль Франс в новеллах. Но, опять-таки, подобно этим великим мастерам, слагатели фаблио придавали заимствованным сюжетам настолько своеобразную трактовку, так щедро насыщали их новым содержанием, так крепко сплетали их с бытом и нравами своей страны, своего времени, с такой непринужденностью воспроизводил и заимствованное, что фаблио органически входили в творчество французского народа.

А сюжеты фаблио были самого разнообразного происхождения — античного, греко-римского, и восточного, религиозного и фольклорного. С середины XIX века существует теория восточного происхождения фаблио, которая связывает их с индийской, персидской или арабской традицией. Зачинателем этой «восточной» теории был немецкий исследователь Теодор Бенфей, знаток и издатель древнеиндийских текстов, возводивший к индийским источникам сказочное творчество народов всего мира. Его последователь — французский ученый Гастон Парис разработал «восточную» теорию в применении к фаблио, действительно обнаружив между ними и восточными памятниками целый ряд сюжетных параллелей. Проникновение восточных сюжетов во французскую литературу XII — XIII веков, вообще говоря, было вполне закономерно. Ему способствовал и рост международной торговли, и, особенно, крестовые походы, в которых принимали участие крупные феодалы-завоеватели, оскудевшие рыцари-авантюристы, крестьяне, искавшие лучшей доли. Культурное влияние Востока становится в это время весьма заметным. Многие сюжеты фаблио могли быть нанесены во Францию или в письменном виде, или в пересказах крестоносцев. Однако более детальные исследования покарали, что значительная часть этих сюжетов издавна существовала на французской почве,— церковные проповедники не раз предостерегали свою паству от слушанья неблагочестивых побасенок, называя их по-латыни fabellae ignobilium, то есть повестушками простонародья. Но те же церковники не брезговали включать подобного рода рассказы в свои проповеди и душеспасительные сборники, стремясь сделать более привлекательными и доходчивыми религиозно-нравственные поучения. Встречаются среди них и короткие восточные рассказы, переведенные на латинский язык, а затем и на французский. Фольклорные сюжеты и сюжеты книжного происхождения существовали в старой Франции нередко бок о бок, что должно было способствовать живому, органическому усвоению французским фольклором и рассказчиками фаблио пришлого восточного материала, так же как материала греко-римского.

Органичность такого усвоения очевидна — достаточно сопоставить какое-либо фаблио с его сюжетным прототипом книжного происхождения. В латинском сборнике проповедей начала XIII века излагается, например, один из сюжетов, распространившийся не только в письменной, но и в устной, фольклорной форме по всей Европе и разработанный в фаблио «Разрезанная попона». В сборнике этот рассказ предельно краток и передает лишь некую схему жизненной ситуации и человеческих отношений. Вот он весь:

«Был некий человек добропорядочный, и он, пока в силах был работать, все добро свое отдавал сыну своему единородному, коего весьма возлюбил. И просил его, да почитает его до самой смерти. Тот же, пока не был женат, укладывал отца спать на печи, когда же взял себе жену, поместил его в сенях, дабы там он спал. И когда усилился хлад зимний, умолял старец сына купить для него какие-либо одежды, дабы не умереть от холода. Тот же ни о чем не заботился. Тогда призвал старец внука своего. «Сынок. — сказал он ему, — ступай к отцу твоему и умоли его, да купит мне что-либо, чем покрываться мне». Отрок пошел и получил разрешение купить четыре локтя сукна. И сын дал два локтя отцу, остальное же велел убрать. Узрев сие, отрок стал плакать, требуя, чтобы дали ему остаток. Отец ему: «К чему оно потребно тебе?» Отрок же, наставленный Святым Духом: «Для тебя желаю сберечь, когда ты состаришься. А тогда дам тебе не более того, что ныне дал ты деду моему». Услышав сие, возместил тот отцу своему все, в чем ранее утеснял его».

Предельно краткий рассказ этот, напоминающий притчу своей обнаженной назидательностью, почти лишенный каких-либо бытовых признаков, дающий лишь элементарное психологическое обоснование поступкам неблагодарного сына, обходящийся без исторического и национального колорита, совершенно преображается в переработке поэта XIII века Бернье, автора «Разрезанной попоны». Повествование обрастает у него бытовыми, психологическими и социально-историческими подробностями, сюжетный костяк облекается в живую плоть. Прежде всего, события получают географическую прикрепленность: дело происходит во Франции, названы города — Абевиль, где прежде жил старик, и Париж, куда он переселился со своим семейством: указан источник его былого богатства — успешная торговля. Но самое главное — углублена реальная мотивировка основной коллизии. В исконном рассказе лишь упоминается женитьба сына, повлекшая за собой переселение старика в холодные сени, — в фаблио эта тема развернута: купец сам женит юношу чтобы отвлечь его от тоски по недавно умершей матери: он сватает ему рыцарскую дочку, желая приобрести сильных родичей, найти у них защиту от всегда возможных преследований, — из-за подобных преследований он уже однажды вынужден был покинуть родной Абевиль. А родственники невесты, высокородные феодалы, впавшие в долги из-за беспутной жизни, желают обеспечить за своей семьей богатство купцы и требуют, чтобы он передал все состояние сыну.