***
Родион догнал куратора в коридоре, про себя отметив, что это уже становится традицией.
— Екатерина Андреевна, может, объясните, в чем дело? — бросил он раздраженно в ее идеально прямую спину.
Лаврова резко развернулась, с притворным непониманием уставившись на курсанта.
— Вы о чем?
— Екатерина Андреевна, — почти ласково произнес Долгов, — не стройте из себя типичную блондинку, вам не идет.
— Курсант Долгов!.. — моментально вскинулась капитан, взгляд стал колючим и неприязненным.
— Я о том, — проигнорировав плеснувшее возмущением обращение, ответил на ее якобы непонимание Родион, — что вы не соизволили дать мне задание, как будто я не имею к группе никакого отношения. Может, хотя бы объяснить потрудитесь?
В глазах Лавровой мелькнуло недовольство. Недовольство его расспросами, его ехидно-сердитым тоном, да вообще — неожиданно — его присутствием рядом. Слишком отчетливо и слишком неуместно вспомнился его красноречивый взгляд вчера в машине, его мысли, откровенно отпечатавшиеся на симпатичном нахальном лице. Никто — никто! — не позволял себе так смотреть на нее, выдержанную и хладнокровную, да что там — думать о ней так себе не позволял! А этот мальчишка…
— Все очень просто, Долгов, очень просто. Я не могу позволить вам участвовать в расследовании, в котором вы более чем явно заинтересованы. Мне не нужна головная боль в виде последствий ваших авантюрных идей.
— Да с чего вы взяли…
Родион медленно вдохнул привычный запах академии, сквозь который, как нечто чужеродное, пробивался тонкий, неуловимый почти аромат чего-то неожиданно летнего: солнца, ягод, июльской ленивой жары. Машинально отметил, что духи для строгой старой девы у Лавровой слишком… яркие что ли? Так же неторопливо выдохнул, расслабил пальцы, непроизвольно вцепившиеся в ремешок сумки.
— Долгов, — снова эта проклятая чеканка фраз! Как будто каждое слово гвоздями вбивала в сознание. — Я не люблю, когда меня считают дурой. И когда что-то затевают в тайне от меня — тоже. Неужели вы думали, что я не узнаю, как вы пытались влезть в это дело? Наводили справки, к свидетелям полезли… Для этого существуют оперативники! А ваша задача — думать головой! Впрочем, вряд ли вам такое слово знакомо, вы больше приключений себе ищете…
Катя перевела дух, удивляясь эмоциональности своей речи. И что ее так выбило из колеи? Ну, подумаешь, схамил ей пару раз какой-то пацан, с кем не бывает?.. Теряете вы профессиональное спокойствие, Екатерина Андреевна!
— А вот вы себе, наоборот, ничего и никого не ищете, — само собой сорвалось с губ курсанта. — Наверное, поэтому у вас такой характер невыносимый. Вы бы лучше своей личной жизнью занялись, чем…
— Что-о-о? — очень тихо, очень четко и очень спокойно переспросила Лаврова, не дожидаясь окончания фразы. Ее лицо ничуть не изменилось, только нервно бьющаяся на виске жилка выдавала эмоции. Родион почему-то не мог оторвать взгляда от этой пульсирующей линии; от выбившейся прядки волос, казавшейся почти золотистой на очень светлой коже. — Повторите, что вы сказали, курсант Долгов.
— Только то, что хотел сказать, — с каким-то леденящим отчаянным безразличием отозвался он, наконец опустив взгляд и встретившись с Екатериной Андреевной глазами. Воздух вдруг сгустился и пропитался электричеством. Все звуки исчезли, словно и не было шумных, полных народу коридоров. Ничего не было. Только огромные синие глаза, излучавшие растерянность и холод, пробравшийся, казалось, до самого сердца Родиона. Заморозивший все внутри и снаружи и застывший где-то в области позвоночника сотнями обжигающе-холодных мурашек.
Черт. У нее были невероятные глаза. С чего он решил, что они у Лавровой скучно-серые? Синие. Как… Тут даже эпитета или сравнения невозможно оказалось подобрать. Синие как небо? Как море? Нет, все не то. Родион не знал, с чем можно ассоциировать цвет ее невероятных глаз. Он знал только, что больше ни у кого не может быть таких.
========== Часть 4 ==========
Долгов откинулся на спинку дивана, отодвигаясь от стола с раскрытым на нем ноутбуком. Глаза болели, словно под веками скопился раскаленный песок, спина затекла — полтора часа за монитором сделали свое дело. Вот только результата — ни малейшего результата изучения чужой почты и переписки в соцсетях — не было. Хотя чего можно было ожидать? Многообещающих писем типа “Ты скоро умрешь”?
Однако Родион надеялся. До последнего надеялся обнаружить хоть что-нибудь. Хоть крохотную зацепку, с которой может прийти к Лавровой… В этом месте Долгов непроизвольно поморщился. Почему ему так важно было что-то ей доказать? Не ей, тут же поправил себя курсант, в первую очередь — себе. Хотя и Екатерине Андреевне тоже. Доказать, а еще… таким образом извиниться, что ли?
Извиниться. Это надо было сделать еще тогда, в коридоре, встретившись с ее невероятными глазами, смотревшими на него с ледяной оскорбленной яростью.
Надо было. Но он не смог. Вместо этого протиснулся мимо нее, задев плечом, старательно не замечая красноречивого взгляда, прожигавшего спину.
С этого и началась их холодная война. Нет, не война даже. Лаврова просто перестала его замечать. Смотрела на кого угодно, кроме него. Обращалась к кому угодно, кроме него. Раздавала задания всем, кроме него.
Это долбаное “кроме” порядком действовало на нервы. Конечно, Долгов хотел попросить прощения, но что он мог сказать? “Не подумал”? Лаврова уже высказалась в прошлый раз по этому поводу. Надо было сделать что-то посущественнее пустых слов, но вот что?
И в попытке хоть как-то загладить вину Родион решил ввязаться в это дело, несмотря на то, что именно этим и было вызвано недовольство куратора. Но он чувствовал себя обязанным помочь, и собирался действительно сделать это, несмотря на то раздражение, которое выплеснет на него Лаврова, когда узнает. Плевать. Он должен доказать, на что способен. Он должен помочь. Он должен — он сделает.
Долгов поднялся, захлопнул ноутбук и убрал его в сумку. Бросил на столик деньги и неосознанно обвел взглядом кафе, выискивая знакомую фигуру. Лавровой не было. Курсант пожал плечами, прогоняя непонятное сожаление, на долю секунды шевельнувшееся в груди, и направился к выходу.
***
Она