Litvek - онлайн библиотека >> Габриэль Витткоп >> Современная проза >> Мастерская подделок >> страница 3
дороге на ферму старуха повела рассказ о своем путешествии.

— Едва наше судно отдалилось от берега, на котором я вас покинула, первое же зрелище, представшее моему взору, повергло меня в изумление. То был не кто иной, как барон, направлявшийся в Рим, после того как отцы его ордена выкупили его у левантинского хозяина. Поскольку у него не было ни гроша, я сжалилась и пригласила его поужинать. Известно ли вам, мой дорогой Кандид, что в конце трапезы барон спросил меня со всей возможной настойчивостью, не женились ли вы на своей сестре. Я отказалась отвечать, но он отгадал правду и поднял ужасный шум. Посему я разделила небольшую каюту с юной особой по имени Красотулька, назвавшейся дочерью торговца растительным маслом, который должен был присоединиться к ней в Генуе. Однажды, гуляя в отдаленной части судна и наслаждаясь ночной прохладой, я внезапно увидела мужчину, валявшегося на полу в лунном свете. Наклонившись, я узнала нашего иезуита с высунутым синим языком и черными пятнами на лице. В мгновение ока я убедилась, что теперь-то он умер по-настоящему. Я хотела кого-то позвать, как вдруг рядом со мной возникла Красотулька. «Не кричите, — сказала она. — Это я привела барона в то состояние, в коем вы его наблюдаете, напоив из пузырька, а остатки жидкости выплеснув в море. Он был человеком, которого я ненавидела больше всего на свете. Знайте же, я была любовницей молодого красильщика — прекрасного, как рассвет. Мы уже собирались пожениться, когда барон попытался отвратить его от любви, которую тот обязан был питать ко мне, и соблазнить собственными наклонностями».

«Его пристрастили к этому болгары, — отвечала я, — когда взяли замок Тундер-тен-тронк. Так что это не столько его вина, сколько его беда».

«Неважно, — продолжала Красотулька. — Болгары или отцы его ордена — всё едино. Однажды моего любовника нашли на дне глубокого ущелья, наполовину съеденного грифами. Я узнала, что барон злодейски убил его, рассердившись на то, что этот прелестный Феб пренебрег его благосклонностью. Я поклялась отомстить, и вот дело сделано. Мы не можем сбросить его в воду, иначе нас увидит впередсмотрящий. Поэтому постарайтесь сойти на берег, пока вас не обвинили в убийстве».

«Что? — воскликнула я. — Какое отношение я имею к мертвому иезуиту?»

«Намедни все видели, как вы ужинали в его обществе, а затем распалились и поссорились в конце трапезы. Поэтому нетрудно будет узнать, как вы познакомились с бароном, и сделать из этого надлежащие выводы. Ну а мне бояться нечего, ведь он сам так ловко замел следы своего преступления, что никто не сможет докопаться, какие у меня причины его убивать. Я могла бы просто промолчать, но, коль скоро вы внушаете мне уважение, то решила вас предупредить. Доверьтесь мне и сойдите с этого корабля, когда мы завтра бросим якорь на Мальте, дабы пополнить запасы воды. До тех пор барона еще не обнаружат, а вы сможете без труда скрыться. Господа мальтийские рыцари обычно предпочитают не вникать в неприятные дела и к тому же недолюбливают иезуитов».

Я поняла, что Красотулька права, и бесшумно покинула судно, как только мы прибыли в Ла-Валетту.

Тем временем друзья добрались до фермы и договорились не рассказывать Кунегунде об участи ее брата. После того как они откупорили несколько бутылок своего лучшего вина и Кунегунда подала на стол свои лучшие пироги, старуха продолжила рассказ:

— Пока я брела, погруженная в свои мысли, то едва не столкнулась с красивым, высоким и упитанным, хоть и очень грязно одетым мужчиной. Он учтиво спросил меня, что я делаю на Мальте. Я поведала ему свою историю. «Пойдемте со мной, — сказал Роже, ибо таково было его имя, — сперва мы поужинаем, а затем посмотрим, какой путь вам следует избрать». И он отвел меня во дворец, окруженный большим садом, после чего, оставив меня ненадолго одну, появился вновь — чистый, свежий и облаченный в самый элегантный костюм. «Я знаю вас совсем недолго, — сказал мне Роже, — но этого вполне достаточно, чтобы вам доверять. Вы никому не разболтаете, какой образ жизни я веду, ведь если бы топинамбусы, обитающие вон на том плато, об этом узнали, то плакало бы мое богатство».

Когда я изумилась тому, что он водит знакомство со столь далеким племенем, он исправил мою ошибку. «Мальтийские топинамбусы никак не связаны с бразильскими, хотя мы и называем их этим именем, где бы они ни родились — во Франции, в Германии, в Норвегии или в Голландии, — сказал Роже. — Они прибыли сюда, дабы избежать бремени законов и непосильного труда. Они живут на свежем воздухе, никогда не моются, питаются кореньями и украшают себя цветами по примеру дикарей. Они очень любят лакомиться жевательной травой, вызывающей сновидения, в которых они становятся теми, кем не являются, делают то, чего на самом деле не делают, и попадают туда, где их нет. Я одеваюсь так же, как они, дабы не утратить их доверия, ведь, хотя они и отказываются трудиться, но все же соглашаются продавать путешественникам глиняные статуэтки, которые якобы лепят своими руками. На самом же деле их изготавливала очень славная женщина, работавшая на меня. Недавно она умерла, но, увидев вас, я тотчас подумал, что вы могли бы ее заменить».

Роже отвел меня в комнату с керамической глиной и печью. Статуэтки были чрезвычайно непристойными. Они изображали всевозможные комбинации, порожденные людской изобретательностью с самого начала времен, а их, признаться, немало. «Вот образцы, — сказал Роже. — Учитывая ваш возраст, я буду платить полтарифа, из которого стану удерживать еще часть, так как вы иностранка».

У меня были формочки, хороший материал, хорошие инструменты, и, ненавидя праздность, я полюбила лепить фигурки. Роже платил очень мало, зато отличался чрезвычайно веселым нравом. «Я не такой грязный и лохматый, как топинамбусы, — говаривал он, — но предпочитаю обогащаться, заставляя работать других, нежели работать, не обогащаясь».

Конечно, я не купалась в роскоши, но жила в покое и не голодала. Окончив свои труды, я любила гулять в саду, отличавшемся большою красотой. Однажды вечером я встретила там женщину, которая мне сразу понравилась благородством черт и скромностью манер. «Меня зовут Флоринда, — сказала она, — и я замужем за смирниотом из Палермо, который продает Роже жевательную траву топинамбусов. Порою я сопровождаю мужа, когда он приезжает сюда по делам». Наша беседа продолжалась некоторое время, и я открыла во Флоринде целый кладезь доброты. С тех пор мы встречались с нею всякий раз, когда она приезжала на Мальту, и, чем больше я с нею общалась, тем сильнее крепла моя к ней привязанность.

Нередко я вспоминала всех вас и корила себя за то, что не писала