Это же мое приданое! Еще девушкой шила-вышивала!

– Вот пусть люди и любуются! – сказала Майя.

Мутное стекло, стоило Майе дохнуть, засверкало, как лед под солнцем.

– И какому богу молиться, что тебя нам послал? – радовалась Хана.

– А вот этому! – Майя подхватывала ребенка на руки.

– Что я, маленький? – отбивался мужичок и уворачивался от поцелуев.

Но Майю он любил, ходил за ней, как собачонка.

Ухажеры даже злились:

– Позовешь ее к околице, а следом этот воробей скачет!

Но Майя никого особо не отличала и со всеми была приветлива. Всем улыбалась. Парни зубами скрипели от злости:

– Да она и точно ледяная! – но ничего не могли с собой поделать.

Особенно зачастил под окошко к Хане сын мельника Иоханн, парень видный, дерзкий и собой красавец. А как растянет лемеха гармони – не у одной белозубой селянки сердце зайдется.

Но Иоханн прикипел к девушке-звезде. Торчал под изгородью. Встретит в селе – проходу не давал:

– Майя, сердце мое! Не выйдешь за меня – утоплюсь!

– Подожди, пока лед сойдет! – отвечала Майя.

Ее сердечко навек заледенело – у звезд не бывает горячих сердец. Она пожалела ребенка, как жалеем мы мимоходом кошку на парапете моста.

Но Иоханн не отставал. Ух и в селе потешались. И отец грозил сосватать за сына первую, что пойдет. Парень лишь становился злее.

И как-то Иоханн не выдержал – шапку в охапку, да был таков.

У самого леса стояла изба колдуна. Он давно забросил ремесло. Доживал вдвоем с кошкой Машкой. Ставил силки на зайцев. Помогал подавившемуся дитяти, встряхивал ребенка за ноги и что-то бормотал.

Поначалу, как забрел в селение старик, приходили за приворотным зельем. Совали кошелку с яйцами:

– А этот мой сосед – вот уж негодный человек. А не стал бы он порассудительней, если бы его годовалая телка пала? – и ждали у порога, теребя в руках шапки.

– Телка, говоришь? – колдун поднимался из-за стола, громадный, седой, кряжистый, и сжимал кулак так, что трещали пальцы.

А наутро жена просителя с воем вылетала из хлева. Ходить к колдуну перестали. Даже имя его припорошило пеплом: старик да старик. Но Иоханн, решившись, упрямо колотил в дверь:

– Эй, колдун, помоги! Иначе как бы по твоей крыше не заскакали огненные белки!

Дверь медленно раскрылась.

Колдун, сидя при коптилке, заскорузлыми пальцами чинил сеть, точно и не стоял на пороге незваный гость.

В полгорницы печь, закопченные стены да вязанки трав и низки сушеных грибов по притолоке. Изба была жарко натоплена. На столе остывал котелок с похлебкой. В углу в лукошке из лозовых прутьев попискивали котята. Кошка жмурилась рядом, прикрыв мордочку хвостом.

Колдун отбросил работу. Сдернул с гвоздя на стене кожух:

– Идем, раз хочешь.

Под разлапистой елью стояла Майя и была бледней обычного. Девушка грустно перебирала, точно четки, бусы из белых блестящих камешков.

Никогда еще девушка не была так хороша – Иоханн рванулся через сугроб. Видение усмехнулось. Что-то жестокое исказило черты. Привидение застонало и исчезло, как клок тумана.

– Ну, что дашь за девушку?

Колдун уже стоял рядом, хотя, казалось, не двигался с места.

Иоханн дернул, разрывая застежки, отвороты кожушка:

– Бери, что хочешь. Отцовскую мельницу! Избу бери! Не жить мне без нее!

– К чему мне твои подарки? – теперь колдун глядел на парня сверху. Он висел в воздухе – Иоханн даже видел запорошенные снегом подметки сапог из оленьей кожи. Но все виделось ему в полубреду. Колдун стоял напротив – и в то же время его лицо виднелось между еловых лап.

– Душу! Ее и твою! – старик шептал, а вихрь прошел по вершинам ельника.

Лес загудел, частый перестук, будто били коло- тушей по дереву, прозвучал в чаще.

– Господи! Что я творю? – Иоханн опрометью бросился прочь.

Ели тянули лапы. Несколько раз, поскользнувшись, он проваливался в засыпанные снегом овраги. Раз чуть не въехал в медвежью берлогу. Казалось, старик гонится за ним, и, настигнув, схватит сзади и разорвет горло. Он не чувствовал ни рук, ни ног, когда наконец, выбрался к селу.

Перед глазами мельтешили золотые точки. Вот одна из них подросла, увеличилась, лукаво клонила голову к плечу.

– Майя! – слезы злости тут же замерзли, склеив ресницы.

Дверь колдуна чуть не слетела с петель. Расхристанный, с обмороженными руками и багровым румянцем на щеках Иоханн, пошатываясь, придерживался за косяк.

– Черт с тобой! – прохрипел он. – Отдаю тебе душу!

И качнувшись, Иоханн упал на колени.

Следующие дни были цепью бессвязных обрывков. Но рядом со шкурой, на которой бредил парень, всякий раз оказывалась Майя: с питьем ли в руке или с мокрой тряпицей от жара.

Через неделю парень проснулся здоровым. Чистая половина была приотворена. Иоханн, еще покашливая, сполз с полатей. И шлепая босыми ступнями, проковылял к скамье. В кадке воды было с верхом. С ковшика упало на дерево несколько капель. Иоханн тут же выплеснул ковшик – кадка до краев была наполнена кровью.

– А, вот и ты, – колдун ухмылялся в проеме.

«Время», – екнуло сердце Иоханна.

Удивляло и то, что колдун ни словом не обмолвился, искал ли кто Иоханна, и куда девалась Майя.

На вопросы колдун не отвечал, лишь супил брови. Крупные квадратные зубы покусывали горькую травинку.

Иоханн шагнул в горницу. Комната оказалась больше, чем можно было ожидать. Куда подевались бревенчатые стены с клочьями мха в щелях?

Ноги по щиколотку проваливались в ворс ярко-изумрудного ковра, устилавшего пол от стены до стены. Подвешенная к потолку на цепи свисала золоченная клетка. Иоханну челюсти свело: в клетке, свернувшись рядом с наполненной молоком плошкой, дремала гадюка. Узорчатая голова с неподвижным взглядом приподнялась, когда колдун раскрыл дверцу. В знакомом лукошке извивалось с десяток змеенышей. Колдун прижался щекой к голове змеи. Провел пальцем вдоль хребта. Приласкав, опустил змею в клетку.

– Змеи куда привязчивей домашних животных, – пояснил он Иоханну.

Парень едва сдерживал тошноту. Теперь колдун кормил змеиных детенышей.

Разжевав полоску сухого мяса, колдун доставал детенышей по одному из лукошка и языком заталкивал кусочки им в пасти.

– Помоги, – кивнул Иоханну.

Того ноги не держали. В голове зашумело.

– Да шучу я, – усмехнулся колдун, опуская в лукошко последнего змееныша. Отер засаленные руки. Чего-то ждал.

– Ну, пора! Чего тянуть, верно? – и колдун, сунув два пальца в рот, свистнул.

Тотчас горница потемнела. Змея в клетке испуганно зашипела, извиваясь и пытаясь свернуться. Коптилка полыхнула пламенем вверх, осветив потолок и погасла. В темноте слышались взвизгивания, торопливый топот