и такую удобную мишень, — а только в определенный, высчитанный участок, который за его малые размеры назвали — «коридором».

Но, предположим, наши космонавты благополучно стартовали с Луны, «проникли» в заветный коридор и входят в сферу земного притяжения.

Вы думаете их испытания закончены на этом? Нет. Сесть ка Землю можно только после вхождения в земную атмосферу.

Вспомните, с каким волнением всегда следят за посадкой космических кораблей — спутников и орбитальных кораблей. Специалисты так и говорят, что посадка — дело тяжелое и «жаркое».

Что же происходит при вхождении в плотную земную атмосферу корабля, возвращающегося к себе домой на умопомрачительной скорости — 11 км/сек.! Как погасить эту бешеную скорость? Как остудить раскаленный трением об атмосферу, пышущий жаром корабль?!

Здесь что ни возьмись решать — все сложно. И «наименьшим» злом в таком случае специалисты признали проект, предложенный Константином Циолковским — русским ученым, основоположником космонавтики. Проект этот называют методом тормозных эллипсов.

В чем его суть? Образно говоря, космический корабль «бросают» то в жар, то в холод. Когда корабль раскаляется в плотных слоях атмосферы, его для охлаждения направляют по эллиптической траектории «назад» — в космический холод. Потом он снова возвращается в атмосферу — снова раскаляется, но уже проникает глубже. Опять бросок «назад», опять охлаждение. И так до тех пор, пока не будет достигнута скорость, на которой возможна посадка на Землю.

Даже такое общее знакомство с проблемой космического перелета Земля-Луна-Земля показывает, как грандиозна проблема полета человека к нашей космической спутнице, сколько трудных проблем еще предстоит решить ученым, чтобы первые космонавты, первая лунная экспедиция могла уверенно стартовать с Земли.

Каждый новый запуск космических кораблей, каждый новый успех в освоении космоса приближает тот знаменательный день, когда первый лунный рейс землян станет не мечтой, а реальностью.

В. Пекелис

Каноник из Фромборка

Итак, я не увижу сегодня Николая, вот незадача, — проговорил каноник Христиан Тапиау. Он только что прибыл из Польши в Болонью и сразу же отправился на квартиру братьев Коперник. — Час поздний. А у вас еще лекции. Почему ты, Анджей, не с ним?

Анджей Коперник пожал плечами:

— Николай сейчас не на лекции канонического права. Он у господина Новары, профессора астрономии. Они наблюдают небесные светила.

Видя недоумение гостя, добавил:

— Да еще в бытность свою в Краковской Академии Николай посещал лекции по математике и астрономии.

— У Войцеха из Бруздева, да, да, припоминаю. Большой был ученый.

— Почему был? — удивился Анджей.

— Два месяца как почил вечным сном. Не слышали этой вести? Составил свой астрологический гороскоп и определил, что смерть его наступит в 1497 году. Гороскоп подтвердился.

— Николай расстроится, — заметил Анджей. — Он высоко ценил профессора. Я бы тоже хотел, — добавил он неожиданно, — чтобы брат больше думал о юридических науках, как велит дядя. Кто как не дядя после смерти родителя заменил нам отца.

— Воистину, его милость ксендз-епископ Варминский любит вас обоих, как родной отец, — подхватил каноник. — Я не ушел еще сказать тебе, зачем я сюда приехал. Епископ Ваченроде, ваш дядя, предоставляет вам обоим должности каноников Фромборкского капитула. Сам хорошо знаешь, как богат этот капитул. А в качестве каноников сможете пользоваться его доходами. Об учении теперь беспокоиться нечего, да правду говоря, вы оба обеспечены теперь до конца живота своего.

Сколько добра нам сделал дядя, — сказал глубоко тронутый Анджей, — а тут еще новые милости. Жизни не хватит, чтобы отблагодарить его. Я то что, я из-под воли дяди не выйду. Но Николай… От отрочества его тянет к астрономии и математике.

— Ксендз-епископ Ваченроде, — улыбнулся успокаивающе каноник, — желал бы, вестимо, видеть вас обоих учеными — юристами и врачами, но и астролог, что сможет хороший гороскоп составить, тоже нам в Вармии пригодится.

— Но ведь Николай науки о гороскопах вовсе не изучает. Его занимают планеты.

— А к чему это, ежели гороскопов не составлять? — искренне удивился каноник. — Я тоже изучал математику и астрономию в Краковской Академии, и знаю, что Птолемеем уже давно все сказано о небесных телах. Земля, старейшая планета, стоит неподвижно в центре Вселенной, а вокруг нее, отделенные сферой воздуха, воды и огня, обращаются по кругам планеты: сначала Луна, потом Меркурий, Венера, далее Солнце, Марс, Зевс и Сатурн.

— Не совсем по кругу, — осторожно заметил Анджей. — Каждая из этих планет движется по круговому пути вокруг какой-то неизвестной нам точки, и этот путь планеты называем эпициклом. И только потом этот невидимый центр, а вместе с ним эпицикл планеты, перемещаются тоже по окружности вокруг Земли или по деференту.

— Чтоб тебе, — засмеялся каноник, — тебя еще на свете не было, как я уже учение Птолемея собственными глазами на небе проверял.

— И оправдалось? — скептически спросил Анджей. — Я астрономии не изучаю, но, судя по тому, что твердит Николай, там какие-то затруднения с движением планет…

Дверь тихо отворилась, и в комнату вошел молодой человек в черном платье, с узким серьезным лицом, надо лбом чернели густые волосы. Он очень обрадовался, увидев, приезжего.

— А я от дяди, Николай, — приветствовал юношу каноник.

Теперь уже втроем они живо обсуждали дела епископства, возвращались к наставлениям дяди.

— А учение, как, нелегко дается? — заметив рассеянность Николая, спросил каноник.

— Любые кодексы можно одолеть терпением и трудом. А вот что касается астрономии, — он обернулся к брату. — Знаешь, мы сегодня с профессором собирались наблюдать за созвездием Быка. По «Альмагесту» Птолемея, учитывая поправку в таблицах Альфонса…

— И, конечно; же не забывая поправок на таблицах Региомонтана, — добавил слегка подтрунивая, Анджей.

— Верно, и поправок, которые внес в эти таблицы профессор Новара. — Николай не заметил иронии.

— Итак, судя по всем этим данным, созвездие Быка должно быть хорошо видно на небе в нынешнем месяце. А в действительности звезда Альдебаран из этого созвездия и на глаза нам не показалась. Ее нет в намеченном пункте. Исходя из расчетов Птолемея, должно быть иначе.

— Но ведь он не мог ошибиться, — воскликнул каноник. — Церковь признала теорию Птолемея единственно правильной. Да другой нет и быть не может, — он предостерегающе