— И последняя, — подтверждаю я, нависая на ней на локтях. Она обхватывает мою спину ногами, прижимаясь совсем близко.
Я чувствую, как поднимается и опускается её грудь, а теплое дыхание щекочет шею. Приподнимаю её бедра, погружаясь медленными и осторожными точками, и наши тела сливаются.
Её пальцы впиваются в мои плечи, выдохи становятся громче. Ладони гладят мою спину, зарываются в волосы…
Я двигаюсь аккуратно, плавно выскальзывая и снова погружаясь в неё, и с каждым проникновением чувства обостряются, превращаясь в мучительно-невероятные.
От прошлого так просто не уйти. Даже сейчас оно напоминает о том, что секс всегда был для меня позорным актом. Чем-то грязным. Но не с Китнисс. С ней все иначе. Впервые в жизни я могу сказать, что интимная близость — прекрасна. И это ощущается как полная свобода.
Такое маленькое чудо.
— Я люблю тебя, — шепчет Китнисс.
И я взрываюсь.
========== Эпилог (POV Финник) ==========
— Могу поклясться, что это ты, Мелларк. И если ты в третий раз скажешь мне, что Вы опять что-то забыли к ужину, я пошлю тебя к черту.
Я поднес телефон к уху, не глядя кто звонил, потому что был уверен, что не ошибся.
— Мы уже возле вашего дома, — добавил я, заворачивая на лужайку, но на удивление, не обнаружив там машины хозяев.
— Ужина не будет, — сделав паузу, произнес Пит.
— Что, постой?
Я припарковал машину и взглянул на экран, на котором высветился незнакомый номер.
— Откуда ты звонишь?
— Мы в больнице, Финн. Тут вроде как пошел обратный отсчет, а мой телефон разряжен, так что начинайте без нас. Как только все закончится, я приеду.
Энни перевела на меня взволнованный взгляд, и я кивнул, чтобы заверить ее: «Все в порядке».
— Мелларк, вы в своем репертуаре. Даже День Освобождения не можете по-человечески отметить, не обратив все внимание на себя.
— Если то, о чем нельзя говорить вслух, свершится, считай за мной торт, — усмехнулся Пит.
— Если то, о чем нельзя говорить вслух, свершится, считай, что каким-то тортом ты не отделаешься. А твой отец закатит банкет минимум на трое суток.
Пит рассмеялся. На том конце провода раздался протяжный стон.
— Да, как она? — спросил я, открывая дверь и пропуская жену с сыном вперед.
— Можешь спросить сам, когда Китнисс вернется домой, — ответил Пит. — Но в данную минуту клянется, что больше ни за какие уговоры не пустит меня даже на порог спальни.
Я рассмеялся.
— Бывай, отец, — попрощался я и положил трубку.
— Все хорошо? — тихо спросила Энни, осторожно обвив меня одной рукой.
— Китнисс — боец, они — оба бойцы, так что все будет нормально.
Я наклонился и прижал свои губы к ее, а потом резко отстранился. Будто школьник, своровавший мимолётный поцелуй под лестницей. Глупо, но эти простые жесты всегда вызывали внутри лавину эмоций, возможно, потому что такие нежности — то, чего я долгие годы был лишен. Энни смущённо улыбнулась.
Закрыв за собой дверь, я оглядел комнату, в которой на сегодняшний праздник собралась почти вся семья, и мое сердце наполнилось теплом. Все гости уже расселись полукругом в гостиной, позади которой стоял накрытый стол, к которому никто так и не притронулся.
— Добрый вечер и счастливого Дня Освобождения, — подняв руку, поприветствовал всех я. — Пит звонил. Сказал, что скоро будет. Китнисс в порядке и она с минуты на минуту готова произвести на свет еще одного Мелларка.
— Финник, — пихнула меня локтем в бок Энни. — Выбирай слова.
— Простите, я имел в виду «подарить миру» еще одного сорванца Мелларка, — поправил я сам себя и протянул Мэтью руку.
— Или девочку, — ответил он, сжимая мою ладонь в крепком рукопожатии.
— Или девочку, — обреченным хором подхватили остальные.
— Бедняжка. Мне хватило дня, когда родился Атлас, чтобы понять: больше никогда в жизни я не соглашусь на подобное, — сказала Алекс, приставив воображаемый пистолет к виску.
Атлас демонстративно возвел глаза к потолку и вместе с близнецами Уилла скрылся наверху. Ему двенадцать — он как раз вошел в тот прелестный возраст, когда можно начинать краснеть за слова собственных предков.
— А я просто нервничаю, — отозвалась Энни, и я крепче сжал ее ладонь.
— Это одна их тех картин, что Пит подарил нам на свадьбу? — указывая на противоположную от окна стену, спросил у жены Рай.
— Да, он сразу после возвращения из Капитолия эту серию рисовал.
Я повернулся, внимательно глядя на полотно. Картина на стене рассказывала о юноше, которого охватывают и любовь, и стыд, и боль… а еще надежда. Не знаю, что до сих пор потрясает меня больше, явный талант Пита или то, что сквозь полотна я единственный из присутствующих знал всю правду. Картины Пита — это его душа, спрятанная в штрихах, мазках и линиях. Чёрная и колкая, пока он жил в Капитолии. И ослепительно светлая сейчас. Как и моя. И поэтому я как никто понимал, некоторые секреты никогда не должны стать признаниями.
Спустя время, разговор переместился к Прим и ее медицинским исследованиям. Финн младший вместе с Нилом, сыном Китнисс и Пита, устроились на полу.
— Не звонил? — тревожно заламывая пальцы, спросил мистер Мелларк, глядя на играющих на ковре мальчишек.
— Все будет нормально, — успокоила его миссис Эвердин. — Китнисс не в первый раз рожает, поэтому они справятся.
— Ну что ж, чему быть, того не миновать, — вздохнул мистер Мелларк.
— Мэтью, — одернула его жена, глядя так, словно дыру в нем готова прожечь. — Опять ты за свое.
— Ну что, Мэтью?! — вскинул он руки. — У Рая — сын. У Уилла — близнецы-мальчики, у Пита тоже сын. Даже у Финника, хоть он мне и не родной, все равно сын.
— Я всегда любил вас как отца, мистер Мелларк, — откликнулся я, улыбнувшись своей фирменной широкой улыбкой, и он поднял руку в ответ.
— Мальчики — это, конечно, замечательно, но хоть бы одну девочку кто родил.
— Пол ребёнка зависит только от мужчины, так что вам не на кого пенять. — Сложила руки на груди Прим.
— А почему они не стали узнавать пол? — наклонившись к младшей Эвердин, тихо спросила Энни.
— Не хотели заранее расстраивать, если вдруг опять