места их встречи. Этого и не нужно было.

Чем выше поднималась Лейла, тем сильнее билось ее сердце. Она остановилась, прижав руку к животу, смежив веки и пытаясь восстановить дыхание.

Но пугала Лейлу не темная и узкая лестница, которую привычно и без малейшего усилия одолевало ее тело. Она столько раз ступала по этим кирпичным ступеням, что ноги легко и естественно находили опору. Нет. Дыхание у нее перехватывало от мысли, что наверху, на террасе, ее ждал Антиной.

Через мгновение она вновь увидит его лицо. Услышит его голос. Снова ощутит нежность его взгляда и кожи.

Изменился ли он? Немного? Сильно?

Она часто слышала, как женщины жалуются, что мужья их возвращаются после битв незнакомцами. И вовсе не обязательны раны на теле, чтобы ожесточились и стали равнодушными их души. Но ей нечего было бояться. Те слова, которые написал в своем послании Антиной, говорили о том, что он ни в чем не изменился.

Она перестегнула выкованную из золота и серебра застежку, скреплявшую головную накидку и прекрасную ткань ее туники, поправила украшенный перламутром пояс. Браслеты ее ударялись друг о друга, и их позвякивание, словно перезвон колокольчиков, порхало меж стен башни.

С улыбкой на губах Лейла легко взбежала по последнему пролету. Дверь на террасу была отворена. Заходящее солнце ослепило ее. Она прикрыла рукой глаза.

Никого.

Она повернулась, окидывая взглядом маленькую террасу.

Ничьи губы не произнесли ее имени.

Ничей нетерпеливый возглас не встретил ее.

Разочарование кольнуло ее сердце.

Но улыбка вернула ей спокойствие; она ведет себя как ребенок.

Под навесом, укрывавшим большую часть террасы, пышные подушки окружали низенький столик, ломившийся от блюд с фруктами и пирогами, кувшинов с прохладной водой и пивом. В высокой вазе красной глины стоял огромный букет бледных роз и ее любимых восточных лилий.

Разочарование ее развеялось. Нет, Антиной ничего не забыл. Война и битвы не изменили его.

В первую ночь их любви он усыпал ложе лепестками роз из садов своего отца. Стояла душная летняя жара, но Антиной дрожал, как в ознобе — так велико было его желание.

Этим вечером та первая ночь казалась Лейле совсем близкой и очень далекой. Столько всего случилось с тех пор…

* * *

Неторопливо надкусывая виноградины, почти прозрачные в свете сумерек, Лейла облокотилась о парапет, окружавший вершину башни. В этот час, когда ночь близилась, словно обещанная ласка, не было ничего прекраснее, чем вид, открывавшийся с этой террасы.

Поднимаясь над водами Каруна на многие сотни локтей, высились скалы и гигантские стены Цитадели. Языками медного пламени пылали в отраженных лучах заходящего солнца вырезанные в Египте и перевезенные оттуда тысячами людей и мулов мраморные колонны, окружавшие царский двор, называемый Ападаной. За ними расстилались мраморные террасы, которые были еще просторнее дворцового двора. Их стерегли гигантские скульптуры, изображавшие быков, львов и крылатых монстров. Террасы соединялись лестницами, столь широкими и высокими, что могли бы вместить все население города. Но немногим давалось право ступить на них.

У подножия скал дворцы царского города, утопавшие в цветущих садах, плотным кольцом опоясывали Цитадель. В густом переплетении кедров и эвкалиптов угасали последние всплески солнечных лучей, отраженных ленивыми излучинами Каруна.

Кирпичная стена, испещренная маленькими квадратными оконцами, увенчанная высокими зубчатыми башенками, красными, оранжевыми и синими, последним кольцом окружала царский город, отделяя его от суетливых улиц. Улочки, зажатые между плоскими, выбеленными известью прямоугольными крышами, ровными, словно вырезанными лезвием, простирались далеко на восток, север и юг. Лейла едва угадывала их темные многолюдные провалы, откуда еще доносился гул жизни, где торопливая толпа спешила по делам, пока не опустились навесы торговых лавок.

Сад и дом Антиноя занимали широкий прямоугольный участок в богатом патрицианском квартале, примыкавшем непосредственно к царскому городу. Сад был старинный и пышный. Центральную аллею, которая вела от укрепленной ограды к дому, обрамляли стройные пальмы и кипарисы, почти такие же высокие, как сама башня.

Лейла прислушалась и замерла.

Сумерки уже вытянули свои тени. Она вгляделась в проем двери, ведущей на лестницу.

Едва слышный шорох.

— Антиной?

Из полутьмы выступило улыбающееся лицо. Лицо, которое столько раз являлось ей в грезах. Чуть широковатый нос с горбинкой, четко очерченные ноздри, нежные лепные губы, выгнутые брови и разрез век, скрывающих взгляд, который заставил ее задрожать.

Он еле слышно произнес ее имя:

— Лейла!

На нем была туника персидских воинов — короткая, с длинными рукавами. Алая, вся в широких рыжеватых разводах, она плотно облегала его торс. Узкие лосины из той же ткани спускались до щиколоток. Ремни сандалий высоко обхватывали икры. Львиная голова, отбрасывая золотые отсветы, украшала пряжку его тяжелого, шириной в ладонь, пояса. Три цепи, серебряная, золотая и бронзовая, соединяли ее с брошью в форме головы быка, приколотой к правому плечу. Фетровая лента с золотым шитьем стягивала его длинные, умащенные благовониями волосы. Ослепительная улыбка сияла в заплетенной множеством косичек бороде.

Он повторил ее имя, теперь уже смеясь и едва ли не крича:

— Лейла! Лейла!

Лейла тоже засмеялась. Он протянул к ней руки, ладонями вверх. Она медленно приблизилась, положила свои ладони поверх его горячих рук, и, словно заключив ее в объятья, Антиной сомкнул ладони над ее пальцами.

Отсвет заходящего солнца плясал в его зрачках.

— Это ты! — прошептала она.

Он поднес их сплетенные руки к своим губам, все еще смеясь, молча, словно ему не хватало дыхания. Смех чистой радости и ласки затопил их и заполнил все вокруг.

Их руки разъединились, и они слились в объятии. Поцелуи смели смех. Нетерпение смело поцелуи.

На долгое мгновение терраса вокруг них вместила весь мир. Город Сузы исчез. Время и перенесенные испытания перестали существовать. С ними осталось только глубокое полупрозрачное небо умирающих сумерек.

Неловко, как надолго разлученные любовники, они сбросили свои одежды, и все исчезло для них — время, воспоминания, нетерпение и страхи.

Они снова стали Антиноем и Лейлой.

* * *

Молчание усеянной звездами ночи нависло над городом, когда они, задыхаясь, разъединили сплетенные тела.

Внизу разбросанные тут и там горящие факелы освещали дворы красивых домов. В широких чашах плясало нафтовое пламя, отражаясь от