между жизнью и смертью) у него уходит, чтобы выяснить, где он находится. Когда ему это удается, внутри клокочет паника, ведь он в гребаной камере, в комплект к которой идет решетчатая дверь.

– Где мой нож? – шипит он мужчине на ухо, снова вжимая его в стену. Мужчина тот же, но вот одежда на нем уже другая (он не знает: парень просто сменил ее или прошел уже целый день с того момента как его оглушили). Может быть все, что угодно.

– Не здесь, – выдавливает из себя парень. Ему должно быть сложновато, учитывая то, что его лицо прижато к цементной стене, но Зейн не отпускает, потому что любое неверное движение – и этот парень легко сможет одолеть его. – Здесь нет никакого оружия. Строгие правила. В качестве меры предосторожности.

– И где именно это, черт подери, здесь? – требует Зейн, сканируя взглядом тело мужчины. Он не может обыскать его, не может убрать руку с его шеи или между лопаток, но, судя по тому, что он видит, тот действительно безоружен.

Парень игнорирует его вопрос и говорит:

– Помнишь, я давал тебе выбор? Предлагал взять мое оружие? В этот раз это не поможет. Мое убийство ничего не изменит. Дверь заперта, а ключ есть только у одного человека, и я могу гарантировать, что ты будешь мертв еще до того как откроешь рот, чтобы попросить его отпереть замок.

Зейн расстроено выдыхает, делает шаг назад, отпуская человека. Он двигается по всей камере, стараясь увеличить расстояние между ними, но в таком маленьком пространстве сделать это очень сложно. Есть не застеленная двухъярусная кровать, на которой спал он сам, раковина и та стена с низкой скамейкой, к которой он прижимал мужчину. Больше ничего.

Зейн прислоняется спиной к решетке и морщится от боли в локте, появляющейся от жесткого соприкосновения с металлом. Парень поворачивается к нему, и Зейн встречается с широко раскрытыми карими глазами, розовыми губами, сжатыми в тонкую линию, и порезом на горле, оставленным его лезвием. Должно быть, он появился, когда Зейн упал, но он выглядит уже подживающим, словно прошла пара дней.

– Как долго я был в отключке? – спрашивает Зейн. Голос охрип и в горле пересохло. Он не просто чувствует себя запертым в клетке зверем. Он им и является.

– Два с половиной дня, – отвечает парень. Он занимает себя тем, что берет простыню с кровати Зейна и замачивает ее в раковине.

Зейн тянется рукой к ране на задней стороне шеи, которая, как он предполагает, появилась из-за столкновения с прикладом обреза.

– Вы накачали меня, – понимает Зейн, догадываясь, что такая рана ни за что не вырубила бы его на столько дней.

– Опять же, меры предосторожности, – поясняет парень. – Нужно было убедиться в том, что ты пробудешь без сознания достаточно долго для того, чтобы мы смогли доставить тебя в камеру, и Найл слегка переборщил со снотворным.

Зейн вызывающе приподнимает подбородок, пытаясь сделать вид, что он спокоен и уверен, но не сомневается, что они оба знают, кто здесь главный.

– Что ты собираешься делать со мной?

– Это не ему решать, – раздается новый голос за его спиной.

Зейн оборачивается и отступает, увеличивая расстояние между собой и дверью. Он отодвигается до тех пор, пока парень, которого он до этого прижимал к стенке, не встает перед ним, практически полностью загораживая своим телом.

– Луи, – предупреждающе говорит он.

========== 1.3. ==========

Тот, что за дверью, меньше, чем тот, что рядом с ним. Ниже, с тонкими жилистыми руками, но имеющий чуть пышное тело. Они оба явно не голодают, замечает Зейн: сытые и чистые. Где бы он ни был прямо сейчас (что, очевидно, является тюрьмой и не особо волнует Зейна), эти люди живут сладкой жизнью.

– Лиам, – в тон ему отвечает другой мужчина, и эти четыре буквы пронизаны всем: от предупреждения и раздражения до беспокойства и усталости.

– Что ты от меня хочешь? – нервно требует Лиам. – Я уже говорил, что он был без сознания и мы не могли бросить его там. Я не хочу, чтобы его смерть была на моих руках.

Луи глубоко вздыхает и словно в тысячный раз говорит:

– Но это и не значит, что ты теперь обязан зализывать, блять, его раны, не так ли? Он вот, кажется, не имел бы угрызений совести, убив тебя, учитывая порез на твоей шее.

«Я должен был», – думает Зейн. Должен был убить его, забрать пистолет и выбраться оттуда. Он уже был бы далеко и явно в более выгодных условиях с появившимся у него оружием. Его нерешительность обернется для него смертью, полагает он. Если бы он просто справился с собой, то не был бы сейчас здесь. И где – здесь? Здесь, где он, скорей всего, и умрет. Группы не так легко принимают чужаков. А Зейн не особо-то и любит людей. Они, наверняка, убьют его, чтобы избавить себя от неудобств, и Зейн не видит способа спастись.

– Он не собирался убивать меня, – тихо возражает Лиам. Зейн ничего к этому не добавляет, потому что он прав. Зейн не смог бы пройти через это, он это знает, как бы пафосно и глупо это не звучало.

– Луи! – кричит кто-то и Луи в миг напрягается. Парень перед ним усмехается, и Зейн позволяет себе немного расслабиться. Лиам был натянут как струна, когда у дверей появился Луи, но его плечи теряют напряжение, когда другой парень попадает в поле их зрения.

Этот моложе остальных. Он высокий и худой, с растрепанными волосами и яркой улыбкой, но весь его внешний вид просто кричит о том, что он болен: кожа пепельно-серая и скулы выделяются на его лице слишком резко.

– Что ты делаешь? – тихо спрашивает его Луи, забота видна в каждой черточке его лица. – Ты должен быть в кровати.

Кудрявый мальчишка пожимает плечами и говорит:

– Хотел взглянуть, о чем тут все болтают. Джен сказала, что Лиам притащил домой еще одного бездомного.

Луи громко вздыхает и хватает его за руку.

– Но ты все равно не подойдешь к камере, – в приказном тоне велит он. – И ты не выпустишь его, Гарри, слышишь меня?

Кудрявый Гарри закатывает глаза.

– Я похож на идиота? – изумляется он и поворачивается к Зейну: – Ну, так как тебя зовут?

Зейн чувствует себя лабораторной мышью и делает шаги назад до тех пор, пока не ударяется о стену. Ему лучше, когда он знает, что ничего не выскочит на него со спины, хотя это и так было бы невозможно, ведь он в ебучей камере.

– Он говорит по-английски? – с интересом спрашивает Гарри у Лиама.

– Да, – отвечает