может. И совершенно неважно, насколько освежающим сейчас может быть даже теплый лимонад. В следующий раз, может быть.

Он направляется за прилавок, отделяющий главную часть аптеки от кладовой с реально необходимыми препаратами. Его теперь не видно, и он не может подать Найлу еще один сигнал, поэтому поднимает пистолет и держит палец на спусковом крючке. Дверь, к его счастью, не заперта. Он толкает ее, держа оружие в левой руке.

В комнате всего парочка стеллажей. Лиам быстро оглядывается вокруг и выбирает один из них, засовывая пистолет обратно в кобуру. Он не знает, что именно ищет, поэтому стаскивает сумку с плеча и забивает ее всем подряд. Все когда-нибудь пригодится.

Он дотягивается до бутылки на верхней полке, когда замечает что атмосфера в комнате меняется. Он не смог бы описать это чувство. Что-то на уровне инстинктов, которые помогают тебе выживать. Сейчас он чувствует, что здесь не только он тот, кто дышит. Он хватается за нож (нет смысла доставать пистолет, если здесь только один), но ему не удается даже сдвинуться с места, когда острое лезвие чужого клинка упирается ему в горло, а со спины кто-то прижимается к нему.

– Одно движение, – говорит человек, держащий нож у его горла, – и ты труп. Усек?

========== 1.2. ==========

Он спит в аптеке лишь только по одной причине: мертвые слишком громкие. Ни один из них не может преодолеть основной зал и попасть в заднюю комнату, в которой он спит, не наделав кучу шума. И если даже вдруг одному из них это удастся, то на его пути все еще будет стеллаж, который ему придется преодолеть, чтобы добраться до Зейна. А уж попадавшие с полок бутылки в таком случае точно его разбудят.

Конечно, это не решающий фактор. Конечно, есть еще много вариантов, когда он может быть укушен. Но он ничего не может с этим поделать: ему больше некуда деться. Не тогда, когда его патроны закончились еще несколько дней назад. Не тогда, когда он понятия не имеет, с чем может столкнуться, покинув здание, которое ему так повезло найти пару дней назад. Тогда, посреди ночи, после бодрствования более трех дней подряд, он чудом спасся здесь от двух ходячих, преследовавших его, не имея при себе даже капли воды.

Он был обезвожен и голоден, и аптека была довольно неплохим местом, чтобы сдохнуть.

Очевидно, и в его спутанных мыслях есть что-то умное, потому что он прекрасно слышит, как кто-то шумит около полок, будя его. Около пятнадцати секунд у него уходит на то, чтобы понять, что это не один из мертвых. Движения слишком точные, а дыхание слишком ровное и равномерное. Кто бы это ни был, они не знают, что он здесь. «Идиот, – думает он, – или просто самоуверенный. Не убедился в полной чистоте помещения».

Зейн садится, стараясь создать как можно меньше шума. Нож уже зажат в его руке (кто сейчас вообще спит без оружия?), он пригибается так, чтобы не соблюдающий тишину чужак его не видел.

Первое, что он замечает, – это до неприличия широкие плечи, обтянутые тканью черной футболки. Второе – короткую мужскую стрижку и то, что человек явно неплохо ест и одет в чистое. Тревога мгновенно зарождается в нем. Он может на пальцах левой руки сосчитать живых людей, встретившихся ему за последние три месяца. Он знает, какими стали люди теперь. Он знает, что единственный способ выжить самому – это убивать, и убивать не только мертвых, к слову.

Зейн усмиряет дыхание, медленно втягивая воздух, а затем двигается к мужчине, осторожно прижимает его к полке и прислоняет нож к его горлу.

– Одно движение – и ты труп, – тихо говорит он. – Усек?

Мужчина застывает на месте с рукой почти у самого пояса. Зейн видит там нож и пистолет и знает, что рискует сейчас всем, будучи настолько слабым для драки. Один точный удар локтем под ребра, если мужчина перед ним готов пойти на риск, и он просто свалится на пол.

– Усек, – осторожно отвечает незнакомец.

Зейн тяжело вздыхает и пытается сосредоточиться. Пытается придумать выход из сложившейся ситуации, такой, где никто из них не умирает, что, конечно, вряд ли. Возможно, он и был готов к смерти, найдя это место, но сейчас – нет. Он готов дать отпор, если что-то пойдет не так, и надеется, что соперник слишком обеспокоен, чтобы предпринимать что-то.

– Я не один, – оповещает его мужчина. Зейн морщится. Ну, конечно же, нет. – Есть кое-кто, кто ждет меня снаружи, и если я скоро не выйду, он появится здесь и не будет первым задавать тебе вопросы.

Зейн кусает губу.

– Значит, у меня нет вариантов, – произносит Зейн.

– Ты мог бы убить меня и забрать оружие, – предполагает мужчина.

Зейн слегка вздрагивает от этих слов, и лезвие ножа задевает кожу мужчины, прорезая. Ему видно как капли крови стекают по его горлу вниз, делая родимое пятно на его шее еще темнее, что совершенно не важно сейчас, но почему-то никак не вылетает из его головы.

– Поздновато для решения, – за его спиной слышится голос, за появлением которого следует оглушающий удар по черепу Зейна, приносящий с собой боль и потерю сознания.

***

Он просыпается в кровати: ему даже не нужно открывать глаза, чтобы понять это. Месяцы сна на цементных полах, в багажниках брошенных машин или даже на деревьях научили его ценить теплоту и мягкость постели. Спать в домах слишком рискованно. Трудно охранять их. Он не имел возможности оказаться в кровати с октября или декабря, а сейчас уже конец июля.

У него болит голова. И не просто болит, она разрывается от боли. Что уже не так важно. Важнее то, что ледяная вода стекает по его шее. Он лежит лицом вниз, и кто-то чистит рану на его затылке. Кто-то – мужчина, который явно не имеет медицинского образования, делает все довольно болезненно и наугад. Через мгновение вода сменяется чем-то щиплющим, и Зейн сжимает зубы, чтобы не зашипеть от боли, и так уже умудрившись попасть в беду. Единственное, что он может сказать, это то, что у него нет ножа. Он не в его руках и не чувствуется на бедре, как если бы находился в ножнах на его ремне.

Однако он довольно хорош в рукопашном бою. Он слаб, болен и истощен, но все еще быстр и умен. Так незаметно, как только может, он меняет положение, перенося вес на левую ногу и упираясь рукой в матрас. Затем одним быстрым резким движением он переворачивается и, хватая человека за горло, прижимает его к противоположной стене.

Несколько секунд (немного, ведь время для него – это роскошь, и каждые десять секунд могут быть решающими в его борьбе