Litvek - онлайн библиотека >> Игорь Сергеевич Федоровский >> Самиздат, сетевая литература >> Палата Гром (СИ) >> страница 3
Так значит, опять не получится сегодня, да?



   И парень тяжело вздохнул, словно сегодня вечером его собирались казнить.



   - Что не получится? - гордо вскинула наша королева голову, - Опять хотел пригласить меня на свою дурацкую прогулку? Я же в прошлый раз вроде бы чётко и ясно сказала, что...



   - Не надо, - неожиданно прервал её парень, - я тогда всё прекрасно понял. Просто сегодня будет такой хороший вечер!



   - Вот и проведу его в ночном клубе, - улыбнулась Натка, - а ты можешь один гулять до умопомрачения.



   - Да, - сказал Стас больше для себя, чем для Натки, - я могу один гулять до умопомрачения.



   - И прекрати дуться! - рассмеялась девушка, скорчив забавную рожицу, - Можешь, кстати, за меня порадоваться: не каждый день на такие крутые дискотеки хожу!



   - Да я рад, - с видом обречённого на смерть мученика ответил Стас, - только... как ты поздно ночью будешь одна домой возвращаться?



   - Проводит... кто-нибудь, - безразлично проговорила Натка, - нашел, о чём беспокоиться. Лучше бы не сидел дома, не кис, а тоже куда-нибудь оттянуться поехал. Знаешь, помогает.



   - Меня уже ничего не спасёт, - печально улыбнулся парень, - разве что...



   - Я пойду, Стас, - быстро перебила парня Натка, боясь, что тот опять начнёт говорить о своих чувствах к ней, - мне пора.



   - Но ты же только пришла! - удивился этот ужасно гостеприимный хозяин и вскочил с дивана, - Оставайся ещё, чаю попьём!



   - Нет, Стас, не нужно, - улыбнулась девушка, вспомнив, как однажды парень пролил кипяток на свои брюки, наливая ей, Натке, чай. Руки что ли задрожали. Наверное, парню было больно, но он не показал виду, а лишь смеялся, скрывая обожжённые слёзы.



   - Ты так посмотрела на меня по-особенному, - сказал потом Стас, - вот я и пролил кипяток на свои колени. Но мне не больно, не волнуйся.



   - На колени ли? - хихикнула Натка, но подтрунивать над парнем не стала: и так ему бедному плохо.



   Категорически отказавшись на сей раз от чая, хотела, было, бросить быстрое "Пока" и убежать, но...



   - Слушай, Нат, а зачем ты пришла? - остановил её вдруг решительный и суровый голос её друга.





   Зачем она пришла? Натка сейчас не смогла бы ответить на этот вопрос. Стаса она знала целую вечность. Прежде их родители жили по соседству и дружили, часто ходили друг к другу в гости, играли в лото, ругали политиков, предполагали, когда наступит очередной конец света. Взрослая ерунда детей не интересовала. Стас и Натка были неразлучны. Мальчик каждый раз придумывал какую-нибудь новую и неожиданную игру, порой сам удивлялся своей придумке, но никогда не тушевался. Он всюду был бы заводилой, даже в кругу её подруг, но его не манили компании и шумные сборища. Ему было хорошо с Наткой, и всякий третий, четвёртый, пятый был бы лишним. Потом случилась трагедия, и его родители погибли в автокатастрофе. Стас не плакал, лишь когда безнадёжно мокрые комья земли посыпались на крышку гроба, парень отвернулся, посмотрел на затянутое серыми тучами небо, не проберёшься выше в заповедную запертую синь. Нет ничего ужаснее ощущения собственной безнадёжности, невозможности преодоления чего-то. Тогда ему было шестнадцать - рано говорить, что всё кончено, ничего ещё толком и не начиналось.



   Потом, потом... Вообще ничего не понятно. Родственники, конечно, не забывали Стаса, навещали его, успокаивали, говорили ободряющие слова,... дарили конфеты, печенье, видиокассеты с лучшими русскими и зарубежными фильмами. Парень принимал всё это с надоевшей ему самому дежурной улыбкой, - мол, смотрите, держусь, всё со мной в порядке. Со временем родственники стали наезжать всё реже и реже, а в последнее время совсем прекратили. Лишь Натка постоянно забегала в знакомую с детства двухкомнатную квартиру, теперь слишком большую для одного человека. Может быть, девушка чувствовала какую-то свою, не понятую ей самой, вину перед парнем: в детстве они хотели пожениться и во дворе их всегда дразнили женихом и невестой. Стас понимал, Натка стала другой задолго до смерти родителей, раньше, когда, наверное, начала понимать, что не любит его. Но смириться с этим парень не мог. Каждый вечер девушка, выглянув в окно, могла увидеть его. Он приходил высокий, с длинными непричёсанными волосами с неразлучной гитарой в руках. Садился на скамейку и пел для неё им самим сочинённые песни. Уставшие пальцы его словно скользили по струнам, чтобы когда-то случайно сорваться, не найти продолжения, увязнуть в тишине. По вечерам парень грузил коробки в местном магазинчике, зарабатывал на жизнь, потом спешил домой, брал гитару и отправлялся к знакомому подъезду. Соседи ругались: им всем хором мешали спать, часто Натка, вынося мусор, ловила на себе их укоряющие взгляды, но поделать ничего не могла. На все просьбы замолчать Стас лишь неопределённо кивал головой, а под вечер вновь появлялся с гитарой. Однажды на него напали мальчишки, отобрали гитару и избили, но спустя два дня Стас появился снова с новой гитарой и новыми песнями. Его правый глаз украшал здоровенный синяк, которого хватило бы на целое небо в стране лилипутов. Но сломать Стаса было непросто.



   - Они обещали убить тебя, если ты не уберёшься, поспешила предупредить парня Натка, - это Стайлз и его компания, они слов на ветер не бросают.



   - Ты что их боишься? - удивился Стас. Небо Лилипутии постепенно желтело, словно готовилось к восходу светила, - со мной всё в порядке. Тогда я просто вовремя не сориентировался, и им удалось застать меня врасплох. Больше подобного не повторится, обещаю.



   Он отвечал, как провинившийся ребёнок, которого мать застукала за попыткой открыть дверцы буфета со сластями.



   - Я не хочу, чтобы тебя убили, Стас.



   Это было первое признание, на которое она решилась. Возможно, и последнее - сейчас они так редко видятся. А если Натка возьмёт и влюбится в кого-нибудь по-настоящему, делать будет просто нечего. Как бедным лилипутам, оставшимся в один прекрасный день без неба.



   - Так зачем, Нат?



   Стас повторил свой вопрос, не надеясь услышать правильный ответ, которого не знал. Гитара одиноко пылилась в