Litvek - онлайн библиотека >> Яков Петрович Полонский >> Поэзия >> Лунный свет >> страница 3
меховых

Остроконечных шапках, рукава утюжат,

Обводят обшлага черкески заказной

Иль праздничной чухи[1] тесьмою золотой,

Усердно шьют – и мне усердно служат:

Из медных утюгов огонь я достаю,

Чтоб тут же закурить потухшую мою

Сигару – здесь курить начальство позволяет;

Пожаров никогда в Тифлисе не бывает,

В Тифлисе просто нечему гореть,

Здесь только можно загореть,

Что, вероятно, всякий знает.

Вот, вижу я, цирюльня, у дверей

Круглится голова; поджав босые ноги,

Сидит благочестивый на пороге

Татарин, голову его бородобрей

Нагнул поближе к свету – выбрил – поскорей

Тряпицей вытер – и к окошку

Сушить повесил грязную ветошку. —

Чего ж вам больше!.. Вот кофейня, два купца —

Два персианина играют молча в шашки,

Хозяин смотрит, сумрачный с лица,

А между тем бичо[2] переменяет чашки.

В пяти шагах, желая аппетит

Свой утолить у небольшой харчевни,

Сошлись работники, грузины из деревни;

Котлы кипят – горячий пар валит —

Лепешек масляных еще дымятся глыбы,

Кувшин с вином под лавкою стоит,

А с потолка висят хвосты копченой рыбы.

Вот на полу какой-то кладовой

(Вы здешние дома, конечно, не забыли)

Два армянина, завязав от пыли

Глаза платком, натянутой струной

Перебивают шерсть. Насупротив, у лавки,

Где как-то меньше толкотни и давки,

Уселся на скамье худой, невзрачный жид

И на станке тесьму и позументы

Прилежно ткет; за ним, на сундуке,

Откинув рукава, сидит в архалуке

Меняла, в сладостной надежде на проценты!

Но вот базар еще теснее —

Разноплеменная толпа еще пестрее.

Я слышу скрип, и шум, и крики – хабарда![3]

Вот нищий подошел ко мне, склонясь на посох;

Вот буйволы идут, рога свои склоня;

Тяжелая арба скрипит на двух колесах;

Вот скачет конь, упрямого коня

Стегает плеть; налево, с бурдюками,

Знать, из Кахетии с вином,

Дощатый воз плетется, и на нем

Торчит возница с красными усами[4].

А вон ослы вразброд идут,

В кошелках уголья несут

И машут длинными ушами;

На одного из них уселися верхом

В лохмотьях два полунагих ребенка,

А третий сзади глупого осленка

Немилосердно бьет хлыстом…


Тифлис для живописца есть находка.

Взгляните, например: изорванный чекмень,

Башлык, нагая грудь, беспечная походка,

В чертах лица задумчивая лень,

Кинжал и странное в глазах одушевленье!

Вот, например, живое воплощенье

Труда – муша[5] по улице идет;

Огромный шкаф, перекрестив ремнями,

Он на спину взвалил и медленно несет,

Согнувшись в угол, пот ручьями

По загорелому лицу его течет,

Он исподлобья смотрит и дает

Дорогу… Не могу дорисовать картины! —

Представьте, что в глазах мешаются ослы,

Ковры, солдаты, буйволы, грузины,

Муши, балконы, осетины,

Татары – наконец я слышу крик муллы —

И наконец под минаретом

Свожу знакомство с новым светом —

И чувствую, что на чужом пиру…

Налево мост идет через Куру,

А вон крутой подъем к заставе Эриванской;

Вот, вижу, караван подходит шемаханский;

Как великан, идет передовой верблюд,

За ним гуськом его товарищи идут —

Раздули ноздри и глядят спесиво;

Их шеи длинные навытяжку стоят,

На них бубенчики нестройные звенят,

С горбов висит космами грива;

Огромные тюки качая на спине,

Рабы Востока тяжестию ноши

Гордятся и блаженствуют вполне;

А я глотаю пыль – иду – и в стороне

Вдруг слышу – деревянные подкоши[6]

Стучат – идет татарка в белой простыне;

Толпа грузинских жен спешит укрыться в бане,

А я спешу назад – спешу куда-нибудь,

Чтоб только чистым воздухом дохнуть,

Что невозможно на Майдане[7].

Где я – творец! – какие там сидят

Фигуры на стенах – перебирают четки —

И неподвижно вниз глядят;

Внизу овраг – на дне его шумят

Горячие ключи. – Неужели назад

Идти?.. Ого! над самой головою

Я слышу разговор, а может быть, и брань —

Но… пусть бранят! – теперь передо мною

Открылся чудный вид. Отсюда, из-за бань,

Мне виден замок за Курою…

И мнится мне, что каменный карниз

Крутого берега, с нависшими домами,

С балконами, решетками, столбами,

Как декорация в волшебный бенефис,

Роскошно освещен бенгальскими огнями.

Отсюда вижу я – за синими горами

Заря, как жертвенник, пылает и Тифлис

Приветствует прощальными лучами.

О, как блистательно проходит этот час!

Великолепная для непривычных глаз

Картина! Вспомните всю массу этих зданий,

Всю эту смесь развалин без преданий —

Домов, построенных, быть может, из руин,

Садов, опутанных ветвями винограда,

И этих куполов, которых вид один

Напомнит вам предместья Цареграда,

И согласитесь, что нарисовать

Тифлис не моему перу. – К тому ж, признаться,

Мне самому пришлось недолго любоваться;

Я как-то вздумал догадаться,

Что на чужом дворе невыгодно стоять:

Где улица, где двор, в иных местах Тифлиса

Не разберешь…


Но вот уж сумерки сгущаются в глуши

Садов – и застилают переулки;

В глухие, дальние забрел я закоулки —

И ни одной мужской души!

Вот женщина взошла на низенькую кровлю;

Вдали звучит протяжная зурна —

Как видно, здесь крикливую торговлю

Семейная сменила тишина.

Вот у калитки две старухи…

Сошлись и шепчутся и городские слухи

Передают друг другу. Вон скамья

Стоит никем не занятая,

Меж тем как на земле почтенная семья

Сидит беспечно отдыхая…


Не стану женщин вам описывать наряд,

Их легкое, как воздух, покрывало,

Косицы черные и любопытный взгляд,

В котором много блеску, жизни мало…

Повсюду я спешу ловить

Рой самых свежих впечатлений;

Но, признаюсь вам, надо жить

В Тифлисе – наблюдать – любить —

И ненавидеть, чтоб судить

Или дождаться вдохновений…

1846


Татарская песня[8]

Посв. Г. П. Данилевскому

Он у каменной башни стоял под стеной;

И я помню, на нем был кафтан дорогой;

И мелькала, под красным сукном,

Голубая рубашка на нем…

Презирайте за то, что его я люблю!

Злые люди, грозите судом —

Я суда не боюсь и вины не таю!


Не бросай в меня камнями!..

Я и так уже ранена…


Золотая граната растет под стеной;

Всех плодов не достать никакою рукой;

Всех красивых мужчин для чего

Стала б я привораживать! Но

Приютила б я к сердцу, во мраке ночей

Приголубила б только его —

И уж больше любви мне не нужно ничьей!


Не бросай в меня камнями!..

Я и так уже ранена…


Разлучили, сгубили нас горы, холмы

Эриванские! Вечно холодной зимы

Вечным снегом покрыты оне!

Говорят, на чужой стороне

Девы Грузии блеском своей красоты

Увлекают сердца… Обо мне

В той стране, милый мой, не забудешь ли ты?


Не бросай в меня камнями!..

Я и так уже ранена…


Говорят, злая весть к нам