было?
— Нет. Ухаживал, правда, еще один учитель, но он отмочил такую глупость, что я дала ему от ворот поворот.
— Он тебя рассердил?
— Конечно, ведь я не из нынешних.
— Что же он такое отмочил?
Тетя продолжает штемпелевать конверты.
— Так что же он тебе сказал?
От яростного стука лопаются перепонки. Внезапно она откладывает штемпель в сторону, смотрит мне в лицо, не зная, отвечать на вопрос или нет, затем восклицает:
— Представляешь, он сказал, что у меня роскошное тело. А я ему крикнула: «Дурак!»
Захожу к ней на почту — в маленькую, залитую солнцем комнату, — чтобы показать рассказ, который я написал. Она довольна. — Мне нравится, — говорит она, — сразу видно, к чему приводит измена жене. — Только поэтому? — Нет. Написано хорошо, и вообще поучительная история. — Поучительная-то поучительная, но можно было бы доказать и обратное. Тетя накидывается на меня: — Все вы одним миром мазаны! Неужели больше не о чем писать? Стоит тогда браться за перо! — Конечно, чтобы лучше во всем разобраться. — Ты больше всех понимаешь, что ли? — Нет, но есть и такие, кому нужно объяснять. — Кто же, например? — Чтобы не ударить лицом в грязь, приходится ссылаться на людей, которым кое-что и невдомек. Перебираю в уме разные варианты, наконец останавливаюсь на одном: — Например, тетя, если кто-то утверждает, что женщины только по любви ложатся с мужчинами, то он ничего не понимает. — Ложатся куда? — В постель, тетя (подобная возможность не сразу приходит ей в голову). Поколебавшись немного, она просит наконец оставить ее в покое.
Тетя — очень строгая католичка. Вечером перед отъездом сообщаю ей, что один мой знакомый погиб во время паломничества в Лурд[5]. Замолкнув, я жду. Тетя невозмутимо возится по хозяйству. Вдруг она выпаливает: — Приходский священник тоже ездил в Лурд, чтобы исцелиться от рака, и по дороге попал в аварию. Я изумленно смотрю на нее. — Так вот, он остался цел и невредим и, кажется, даже излечился от рака.
Подходит автобус. Тетя встает на цыпочки, чтобы обнять меня. Она взволнована. Автобус трогается. Тетя приходит в себя, делает несколько шагов и кричит вслед: — Никогда не упоминай обо мне в своих глупых рассказах. Я человек серьезный.
Захожу к ней на почту — в маленькую, залитую солнцем комнату, — чтобы показать рассказ, который я написал. Она довольна. — Мне нравится, — говорит она, — сразу видно, к чему приводит измена жене. — Только поэтому? — Нет. Написано хорошо, и вообще поучительная история. — Поучительная-то поучительная, но можно было бы доказать и обратное. Тетя накидывается на меня: — Все вы одним миром мазаны! Неужели больше не о чем писать? Стоит тогда браться за перо! — Конечно, чтобы лучше во всем разобраться. — Ты больше всех понимаешь, что ли? — Нет, но есть и такие, кому нужно объяснять. — Кто же, например? — Чтобы не ударить лицом в грязь, приходится ссылаться на людей, которым кое-что и невдомек. Перебираю в уме разные варианты, наконец останавливаюсь на одном: — Например, тетя, если кто-то утверждает, что женщины только по любви ложатся с мужчинами, то он ничего не понимает. — Ложатся куда? — В постель, тетя (подобная возможность не сразу приходит ей в голову). Поколебавшись немного, она просит наконец оставить ее в покое.
Тетя — очень строгая католичка. Вечером перед отъездом сообщаю ей, что один мой знакомый погиб во время паломничества в Лурд[5]. Замолкнув, я жду. Тетя невозмутимо возится по хозяйству. Вдруг она выпаливает: — Приходский священник тоже ездил в Лурд, чтобы исцелиться от рака, и по дороге попал в аварию. Я изумленно смотрю на нее. — Так вот, он остался цел и невредим и, кажется, даже излечился от рака.
Подходит автобус. Тетя встает на цыпочки, чтобы обнять меня. Она взволнована. Автобус трогается. Тетя приходит в себя, делает несколько шагов и кричит вслед: — Никогда не упоминай обо мне в своих глупых рассказах. Я человек серьезный.