- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (30) »
методы воспитания и образования.
Наиболее реакционные учителя, священник и начальница Смольного института возмущены его действиями, обвиняют его в том, что он со «своей партией распространяет в заведении безбожие и безнравственность».
И неугомонный реформатор по официальным соображениям властей, как замечает его ученик и последователь Л. Н. Модзалевский, был немедленно (в 1862 году) отстранен от исполнения обязанностей и должен был представить объяснение по всем обвинительным пунктам... Иначе и не могло быть.
Это была борьба острая, непримиримая, неравная... Это была борьба кристально честного человека с мракобесием. Человека, который поставил своей жизненной целью (об этом он написал в своем дневнике) «отдать все потомкам... не ждя награды ни на земле, ни на небе,— знать это и все-таки отдать им и жизнь свою — велика любовь к истине, к благу, к идее! Велико назначение!».
Это была борьба человека, который знал, что ему угрожают лишения, а возможно, и ссылка. Ведь не случайно его рукой в семейном альбоме как величайшее откровение, как клятва были написаны такие слова:
Представьте себе затхлую атмосферу Смольного института, престарелую, полуграмотную статс-даму, начальницу Леонтьеву, с замашками госпожи Простаковой, окруженную сонмищем ограниченных педагогов и классных дам, строивших весь учебно-воспитательный процесс вокруг «камильфотных» манер и «чувствительности сердца». И идеолога всего этого скопища невежества и пошлости — законоучителя отца Гречулевича, редактора церковного журнала «Странник», в котором подвергалось самой невероятной клевете все, любые прогрессивные явления русской жизни. И воспитанниц: одних — доведенных до отчаяния институтским мраком и затхлостью обстановки, других — совершенно опустошенных бездельем, разговорами о модах, женихах, аристократичности и прочей мишуре.
И вот в институт, «окаменевший в своей неподвижности», в институт, куда не долетала ни одна свежая мысль, ни один стон народного страдания, «ворвался солнечный луч» — пришел величайший русский педагог-реформатор, а вместе с ним хлынула и волна новых идей...
Поддержки вначале ни от кого, даже от воспитанниц... Конфликт с первых дней, с первого часа... Кто-то решил сделать ему приятное, облил духами его шляпу. Ушинский возмущен:
— Ведь вы же здесь специально изучаете нравственность, а не знаете того, что портить чужую вещь духами или другою дрянью неделикатно. Не каждый выносит эти пошлости! Наконец, почем вы знаете... может быть, я настолько беден, что не имею возможности купить другую шляпу... да куда вам думать о бедности!
— Говорить о бедности, повышать на благородных барышень голос, орать на нас как на мужиков — это возмутительно. Наш институт назвал стоячим болотом! Кто же он сам?— всполошились девицы.
И им отвечал преподаватель словесности Старов:
— Грубый материалист! О! Вы не знаете, что творится в мире! О, как прелестны вы в вашем неведении! Не теряйте его, этого лучшего сокровища сердца. Впрочем, мне говорили, что Ушинский... в высшей степени образованный человек... Он, говорят, поклонник новых идей! Что ж... Нам, старикам, по правде сказать, и давно пора очищать место для новых людей, для новых идей!
Я здесь ничего не придумал, я воспользовался воспоминаниями об Ушинском. Вдумайтесь, насколько точно воспроизведена обстановка борьбы 60-х годов, описанная в тургеневских романах, в сочинениях Писарева, Чернышевского. Как схож Ушинский с героем того времени революционером Евгением Базаровым, с его знаменитым тезисом: «Сначала место надо расчистить, а строить потом».
Но одно дело романы, а другое — жизнь. Вот так прийти к начальству института и объявить:
— Выбросить старый хлам служащих и сделать это как можно скорее необходимо уже потому, что теперешние классные дамы притупляют умственные способности воспитанниц и озлобляют их сердца...
И уже эти слова молодого реформатора воспитанницы произносят как молитву. Они почувствовали в нем ум и силу, доброе сердце, смелость и подлинную нравственность. Они еще присматривались. Они ничем еще не помогли ему. Но и не возмущались уже его действиями.
А он?.. Вот два случая.
...Словесник Соболевский так учил русскому языку, что девицы делали ошибок в словах больше, чем было в них букв. И когда Соболевский еще и бросился в нижнем коридоре подавать галоши инспектору, то Ушинский вырвал их у него со злостью и произнес:
— Лакей на кафедре — уже совсем неподходящее дело!.. Это мое окончательное решение!
...Старов считался лучшим преподавателем литературы. Он декламировал девицам свои нелепые погребальные вирши, вместо Пушкина и Лермонтова.
— Кто из вас читал «Мертвые души»? Потрудитесь встать...— обратился Ушинский к воспитанницам.
Никто не сдвинулся с места.
— Это невозможно! Вы, сударыня, читали? А вы? Но, может быть, что-нибудь другое читали из Гоголя? «Тараса Бульбу» знаете? Неужели и произведений Пушкина никто не читал? А Лермонтова, Грибоедова?
И Старов был уволен. А девицам, которые решили выступить в его защиту, Ушинский объяснил, что Старов совсем безграмотный человек, что одной доброты педагогу недостаточно, что настоящий учитель должен быть еще и прогрессивным, образованным, иметь специальные знания...
...В школе как в капле воды отражается все общество, с его политикой, культурой, экономическим укладом, уровнем развития науки и техники. В Смольном институте Ушинский увидел в миниатюре стоячее болото жандармской России.
И это болото охранялось вековой традицией, крепостным строем, лестью, преданностью и жестокостью придворных, старовыми и леонтьевыми и, наконец, всем укладом жизни.
Можно предположить, с какой ненавистью были восприняты идеи и реформы Ушинского в той обстановке дореформенной, еще крепостнической России!
Можно лишь мысленно представить, насколько сложно и трудно было тогда заложить основы научной педагогической теории, коренным образом изменить и перестроить всю систему образования и воспитания подрастающего поколения. А без этого изменения, без радикальных преобразований Ушинский не мыслил теории. Именно освоение новых идей и методов целым народом, приобщение самых широких слоев населения к образованию и на той основе споспешествование прогрессу — вот основная задача, которую ставил перед собой педагог-демократ Ушинский.
Были ли у него ошибки? Да, были. О них много
Известно мне: погибель ждет
Того, кто первый восстает
На утеснителей народа;
Судьба меня уж обрекла.
Но где, скажи, когда была
Без жертв искуплена свобода?
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (30) »