Когда ударили первые залпы, Валентина открыла глаза и увидела возле себя спокойный мужской профиль.
- Боря, проснись!
Борис сквозь сон улыбнулся голосу Валентины и вдруг, приходя в себя, сел и прислушался. Лицо его, смуглое от природы, посерело.
- Одевайся! Быстро! Это артподготовка. — Звенящий звук близкого разрыва заглушил его голос. - Чёрт, проспал. Я же просил разбудить меня рано утром!
- Да еще утра нет!
Над ними затрещал накат, посыпалась земля. Натягивая сапоги, мечась по блиндажу, майор искал пистолет и не находил его. Одевшаяся Валентина вытащила кобуру из-под набитого сеном мешка, заменявшего им полушку. - Вот он, Борис!
Борис нацепил кобуру, кинулся к двери, Валентина повисла у него на плече.
- Куда? С ума сошёл! Сейчас раненые начнут поступать. Товарищ начальник медицинской службы! - последнюю фразу Валентина выкрикнула дрожащим от обиды голосом, и это остановило Бориса.
- Прости, нервы.
Они забились в дальний от входа угол, боясь выбраться наверх, где творилось невообразимое. Они сидели до тех пор, пока с треском не оборвалась на двери плащ-палатка. Старцев с санитарами втащил бесчувственного, наспех перебинтованного человека. Это был комбат. А следом в дверь вползали новые и новые люди, бледные от пережитого и боли.
Майор набросил халат на плечи и встал у стола, где Валентина уже зажгла фонарь.
- Шприц!
Старцев и Валентина потянулись за инструментом. Засучив по локоть рукава, майор склонился над комбатом.
Вверху неправдоподобно близко пролязгали гусеницы, и раздалась автоматная очередь. Кто-то рухнул и покатился по порожкам. Чей-то крик резанул слух притихших людей:
- Немцы!
Немцы вслед за танками прошли до траншеи Воронова. Машины здесь не задержались, они сделали своё дело и устремились дальше, встречаемые разрозненным огнём уцелевших противотанковых батарей. Автоматчики прыгали в полупустую траншею и то здесь, то там схватывались и рукопашной. Четыре на одного - вот что успел сообразить Воронов, отбиваясь от наседавших длинной сапёрной лопатой. Любка стреляла из пистолета в прыгающих сверху. Какой-то раненый солдат, лёжа на спине, бил по брустверу из автомата, и оттуда падали, раскинув руки, убитые немцы.
Им удалось на какое-то мгновение остановить автоматчиков. Бросив переломленную лопату, Воронов скомандовал:
- Назад, во вторую линию!
Подхватив с земли автомат, он длинной очередью прикрыл небольшую группу своих бойцов и юркнул за поворот траншеи как раз в тот момент, когда сверху упали сразу две гранаты. Отплёвываясь от грязи, поднятой взрывами, Воронов бежал вдоль хода сообщения, слыша за собой топот Любки.
- Беги! - крикнул Воронов, - слышишь? - А сам рванулся вправо, туда, где находился блиндаж Валентины. Однако Любка последовала за ним. Путь им преградили трупы. Воронов вскинул автомат - у входа в блиндаж стояли немцы и полосовали дверь очередями. Воронов выругался и нажал на спуск.
.Когда Борис, Валентина и Старцев бросились к дверям, они услышали окрик:
- Хальт! Хенде хох!
Старцев ответил на крик очередью, и за дверью кто-то охнул. Затем затрещали автоматы. Пули высекали синие искры из стен, градом били по ступеням. Одна из них прошила Старцева, и он упал лицом вниз.
А потом они услышали голос Воронова и, перепрыгивая через ступени, бросились наверх
- Вовремя успели! - прокричал Воронов и, поддерживаемый Любкой, тяжело побежал за Валентиной и Борисом. Они добежали до миномётных окопов. Здесь Воронов остановился, тяжело переводя дыхание. - Дальше пойдем по верху. Там кустарник, а чуть выше - лесная балка. Уйдём, ни черта!
Они вползли на бруствер и через минуту уже пробирались сквозь гущу колючих зарослей боярышника, Им оставалось ещё сотня метров - по лощине, среди поредевшего кустарника, и они уже выбрались на её густую, наполненную холодной влагой травку, когда слева, не замеченный ими, выкатился, пятясь, танк. Люк на его башне был открыт, и танкист, высунувший голову, увидел бегущих.
Башня быстро развернулась, и орудийный хобот качнулся, целясь своим чёрным зрачком.
- Ложись!
Это крикнула Любка, первой заметившая опасность. Дёрнув Воронова, она упала в траву, увлекая за собой лейтенанта. Гулкий треск, раздавшийся почти рядом, опрокинул на них небо.
Вновь развернув башню, танк начал пятиться. Однако вслед за тем броня его лопнула, с визгом пронеслись обломки рваного металла, и танк замер, выбросив в небо черный султан тяжелого дыма. И не только этот танк, но и другие в эти минуты остановились, запылали, из люков горохом посыпались обожжённые танкисты, и по ним часто-часто били автоматы и пулемёты. Та скоротечная, но ожесточенная схватка, которая произошла в траншее Воронова, тоже сделала свое дело, и теперь солдаты второй линии поворачивали прорвавшегося врага назад.
Но всего этого не знали ни Любка, ни Воронов, ни Валентина. Майор же исчез. Там, где его застиг разрыв снаряда, осталась небольшая, с рваными краями воронка. Остальные лежали без движения, постепенно обращаясь к мысли, что они живы, что над ними серое, хмурое небо, и что на этот раз всё обошлось, а могло быть хуже.
Впрочем, так думала одна Любка. Воронов же сначала думал другое - почему это не его, а майора убило, потом он ужаснулся - почему так мертвенно бледна Валентина, что с ней. Он хотел тронуть её, растормошить, но с удивлением убедился, что не может сделать ни малейшего движения, и от этого застонал. А Валентина, чувствуя удушье и ощущая, как чья-то безжалостная рука сжала её легкие, затухающим сознанием поняла, что ранена в грудь, что у нее пневмоторакс, и если сейчас не наложить на рану повязку, она может задохнуться. И ей было все равно - умрёт она или умрёт лежавший рядом Воронов, чей локоть упёрся в её бедро.
И только Любка, оглохшая, со звенящей болью в голове, соображала, что лежать им здесь нельзя, чего доброго, фрицы откроют огонь или снова пойдут с танками и добьют их, а поэтому надо уходить куда-нибудь в ближайшее укрытие.