любила, пожалуй, даже больше, чем цыган, хоть и бесспорно меньше, чем евреев и лимитчиков. Что, кстати, ей самой было объективно трудно объяснить – ведь демографическую статистику, по старой директорской привычке, она по газетам примечала, да и в районной библиотеке с бесплатным интернетом бывала хотя бы раз в неделю. Дойдя до головного вагона, она, усилив свой авторитет парой охранников, вернулась в вагон к жуликоватой четвёрке и не покинула его до того момента, пока наглецы небыли выставлены вон с подконтрольной ей территории.

– Ну, и какие у нас планы? – раздраженно спросила Дозабелда, на которую конфликт с контролёрами произвёл крайне гнетущее впечатление.

– Первым делом найдём билетную кассу, – мрачно ответил Ваучер, посмотрев на брата.

– Ну, чего вылупился? Надо, так ищи! – ответил брату Ебелдос, всё еще недовольный тем, что его желание устроить акцию неповиновения не поддержали ближайшие родственники. Однако он прекрасно понимал: ничем хорошим эта акция для Кузькиных не закончилась бы. Именно это и удерживало его от грандиозного скандала. Брат и сёстры, зная скверный характер Ебелдоса, постоянно делали вид, что признают лидерство старшего, однако во всем, кроме мало значительных мелочей, поступали по-своему.

– Извините пожалуйста! Вы не подскажете, где билетная касса? – спросил Ваучер у проходившей мимо пожилой женщины в простеньком ситцевом платье и резиновых сапогах.

– А вон там в стене магазина окно, что на платформу смотрит, но только там сейчас нет никого, – ответила женщина и повернулась, чтобы уйти.

– А когда электричка ближайшая на Бологое? – задал следующий вопрос младший.

– А-а, не там вышли, что ли?

– Ну да, промахнулись малость. – Признаваться в том, что их высадили, Ваучер почему-то постеснялся.

– Ну так в без пятнадцати шесть по расписанию должна быть.

– Отменили! – вмешалась в разговор дородная женщина средних лет в таком же невзрачном платье, домашних тапочках на босу ногу и полным ведром картошки в руке.

– Тогда в половине одиннадцатого.

– Тоже!

– Ну на последней значит, её не отменяют никогда.

– А последняя – это во сколько? – уточнил Ваучер, уже понимая, что застряли они здесь надолго.

– В ноль пятнадцать, кажется, или в ноль десять, – ответила женщина в сапогах, а потом зло добавила. – Совсем честным людям от москвичей житья нет. Они "Сапсанами" в Питер мотаются, а нам до города не добраться, а доберёшься, так не знаешь, как вернуться. В больницу надо, а не попадёшь.

– Да-да! Из-за "Сапсанов"-то половину электричек и отменили, – ответила на невысказанный вопрос женщина в тапочках. Она посмотрела на приезжую молодёжь с такой злобой, будто они были олицетворением врага всех пассажиров, начальника РЖД Якунина, и добавила. – Брат слышал в городе, что скоро электрички могут вовсе отменить. Как только этих гадов земля носит?

– А, что, автобусов здесь нет? – ухватился за последнюю соломинку Ваучер.

– Почему нет? Ходят, два раза в неделю. Ближайший послезавтра должен быть.

– А тут есть озеро? – вмешалась в разговор Даздраперма, которой надоело стоять возле железнодорожных путей.

– Вам Никулинское или Зареченское? – вопросом на вопрос ответила женщина в сапогах.

– То, что ближе! – решил заранее пресечь возможное обсуждение сравнительных характеристик водоёмов Ебелдос.

– За библиотекой, – махнула рукой в сторону почерневшего от времени двухэтажного деревянного дома одна из женщин, после чего обе дамы начали оживлённо судачить о каких-то общих знакомых.

Обойдя здание библиотеки по хорошо утоптанной тропинке, Кузькины дружно издали вздох восхищения. Озеро хоть и уступало в размерах Можайскому водохранилищу, на берегах которого им удалось побывать в прошлом году, бесспорно, вызывало к себе уважение. Ебелдос как наименее склонный к проявлению чувств эстетического характера опомнился первым и решил подколоть своих сестёр, оживлённо обсуждавших увиденное.

– Ну озеро, ну не слишком маленькое, ну и что? Воды никогда что ли не видели? – спросил он, мысленно составляя план очередной шутки.

– Да это же чистый дигидрогена монооксид. – восхищенно сказала Даздраперма, одним глазом внимательно наблюдая за братом, с лица которого стала сползать наглая ухмылка. Стоит отметить, что с этим научным термином у последнего были связаны не самые лучшие воспоминания. В девятом классе Ебелдос очень хотел вступить в партию зелёных. Как-то раз ему пришло письмо по электронной почте с информацией о страшном химикате, который: является основной составляющей кислотных дождей, усиливает эрозию почвы, ускоряет коррозию металлов и вредит большинству электроприборов, способен нанести вред человеку в жидком, твёрдом и газообразном виде и вызывает наркотическую зависимость, приводящую к смерти при отказе от его приема в течении недели. Возмущённый применением данного вещества в качестве охладителя и растворителя, а также при производстве пенопласта, огнетушителей, пестицидов и даже искусственных пищевых добавок, юный борец за правое дело, следуя прилагавшейся к письму инструкции, собрал подписи под петицией за запрещение опасного вещества в своем и трёх параллельных классах, и отправил её Президенту России.

Спустя месяц всех подписантов вызвали в актовый зал, где директор школы прочел им ответ Президента. Последний искренне радовался тому факту, что школьники в нашей великой стране не боятся проявлять гражданскую сознательность и озабочены вопросами экологии, но – к сожалению – он не может запретить обыкновенную воду. Вслед за директором слово взяла учитель химии, сообщив, что, несмотря на радость Президента России по поводу их гражданского мужества, все подписанты получат двойку в четверти. На следующий день после столь знаменательного события Ебелдос впервые за много лет был жестоко бит одноклассниками, на своей шкуре испытав слова сэнсэя о том, что очень редкий мастер сможет отбиться от толпы.

Каждый раз, когда сёстрам Кузькиным надоедали выходки брата, они напоминали ему о простой воде и гомерическом идиотизме. После этого старший братец замыкался в себе на пару часов и переставал их беспокоить.

Накачав лодку, Ваучер с Ебелдосом забросили в неё часть поклажи и отправились на поиски места для стоянки. Отсутствовали они около часа. За это время девушки успели съесть полкило купленного в пристанционном магазине печенья, обсудить оставлявшее желать лучшего поведение братьев и поссорится на почве эстетических вкусов. Дозабелда со священным трепетом относилась к классике и терпеть не могла современную ритмичную музыку.