числе самому Болотникову и «царевичу Петру».
Вожаки восстания тоже задумались: и так и эдак прикидывали царское условие. Наконец Болотников сказал:
— Шуйский хитер, как старая лиса. Но и сидеть здесь — верная для нас погибель. Покуда помощь придет, перемрем тут все до единого. Коли мы с войском нашим из Тулы уйдем, сбережем людей. Войско целым останется. А сейчас биться с Шуйским негоже: у него сил впятеро больше. Пусть он клянется, что сдержит свое обещание.
В лагерь к Шуйскому были посланы люди Болотникова, и царь при них дал торжественную клятву выполнить свое обещание.
10 октября Тула открыла ворота. Сразу же Болотников и «царевич Петр» были позваны к царю. Выехали они со своей свитой. Но свита оказалась заранее подкупленной. По дороге «царевича Петра» и Болотникова связали и связанными доставили к Шуйскому.
Но расправиться с ними на месте царь не посмел: отряды мятежников еще находились при оружии, и свидетели его клятвы были живы. Поэтому Шуйский распустил всех холопов и крестьян восвояси, а сам уехал в Москву. Вскоре туда же были привезены в оковах Болотников и «царевич Петр».
— Этого повесить у Данилова монастыря, — указал царь на «царевича».
Болотникова же велено было тайно отправить в Каргополь, где его ослепили, а после бросили в реку Онегу.