нему женщин, как мотыльков на пламя свечи. Сам Бернардо ни о чем не задумывался, подобное существование стало частью его, так же как безошибочное ощущение стиля или уважение к тем двоим, на которых он работал, превратившихся в определенном, смысле в единое целое. Он понимал, кем стали друг для друга Амадео и Изабелла, и точно знал, что такого не произошло бы, если бы на месте Амадео оказался он. Они бы всегда остались двумя личностями – ив любви, и в войне. Если бы она когда-нибудь узнала о его чувствах, их встреча походила бы на столкновение созвездий, взрыв, рассыпающийся дождем комет на небесах их вселенной. У Изабеллы с Амадео все было по-другому. Их союз был мягким, нежным, прочным. Их души слились воедино. Глядя на Амадео, Изабелла растворялась в его глазах и летала, широко расправив крылья. Амадео и Изабелла , напоминали двух орлов, парящих в принадлежащем только им небе, в полной гармонии слившись воедино. Это даже уже не возмущало Бернардо. Невозможно было обижаться на пару, подобную этой. На них было приятно смотреть. И теперь его вполне устраивали напряженные деловые отношения с дамой, которую он любил издали. У него была своя жизнь. А с ними его связывало нечто особенное. И так будет всегда. Они стали неразрушимой, неразделимой троицей. Ничто никогда не нарушит их тройственный союз. Все трое знали это.

Постояв мгновение перед дверью кабинета Амадео, Изабелла улыбнулась. Всякий раз, подходя к этой двери, она вспоминала, как впервые увидела ее и эти холлы. Тогда они выглядели иначе. Красиво, но не столь элегантно, как сейчас. Она придала им нечто большее, так же как Амадео ей. Она росла в его присутствии, чувствовала себя безмерно любимой и в абсолютной безопасности. Вполне надежно, чтобы быть такой, как есть, смело делать то, что хочется, вторгаться в мир, не имеющий границ. Амадео заставил ее почувствовать беспредельность, показал, что она может быть всем, чем захочет, и делать все, что захочет, и она это делала, ощущая силу его любви.

Она тихо постучала в дверь, ведущую прямо в его личный кабинет. Этой дверью пользовались только она и Бернардо. Тотчас же раздался ответ. Она повернула ручку и вошла. Мгновение они молча смотрели друг на друга, и душа ее затрепетала, как происходило всякий раз с тех пор, как она впервые увидела его. Он улыбнулся в ответ, ибо чувствовал то же самое. В его глазах светилось нескрываемое удовольствие, что-то вроде нежного обожания, которое всегда, как магнит, притягивало ее в его объятия. Именно эту мягкость, доброту и неизменную способность сопереживания она так любила. Огонь, горевший в нем, отличался от ее огня. Он был как священное пламя, высоко поднятое для печальных и уставших, которому суждено гореть вечно. Ее огонь был факелом, сверкающим на ночном небосводе, таким ярким и прекрасным, что к нему было почти страшно приблизиться. Но никто не боялся приближаться к Амадео. Он был очень приветливым, и всем хотелось быть рядом с ним, хотя на самом деле это место принадлежало* только Изабелле. Конечно, и Бернардо тоже, но в ином смысле.

– Проходи, Изабеллецца. Что привело тебя сюда сегодня? Я думал, мы все обсудили вчера. – Он откинулся на спинку кресла, протянув ей руку, которую она взяла в свою.

– У меня появилось еще несколько идей.

Несколько... Он засмеялся. У Изабеллы «несколько» могло означать тридцать пять, сорок семь, сто или даже триста. У Изабеллы никогда ничего не могло быть мало: ни идей, ни драгоценностей, ни нарядов. Амадео широко улыбнулся, когда она наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку, а он потянулся и коснулся ее руки.

– Ты сегодня прекрасно выглядишь.

Она купалась в сиянии его глаз, как в солнечном свете.

– Лучше, чем утром? – Они засмеялись: утром она наложила на лицо новый крем, высоко подвязала волосы и была в удобном халате и его тапочках.

Амадео покачал головой:

– Нет. Думаю, утром ты нравилась мне больше. Но... Такой ты мне тоже нравишься. Это платье одно из наших?

– Конечно. Разве я надела бы что-нибудь чужое? – На мгновение в ее темных глазах сверкнула молния.

– Похоже на одну из моделей твоего деда. – Он внимательно изучал ее, прищурив глаза. Он умел видеть и понимать все.

– Ты очень сообразительный. Я украла ее из его коллекции тридцать пятого года. Конечно, не целиком. Только аромат. – Она усмехнулась. – И складки.

Он улыбнулся, изумленно посмотрев на нее, и снова наклонился, быстро целуя.

– Аромат великолепен.

– Хорошо, что мы больше не работаем вместе все время, а то нам бы не удалось ничего сделать. Иногда я удивляюсь, как мы вообще что-то успевали.

– Она села в свое кресло, с обожанием глядя на мужа. Им невозможно было не восторгаться. Он был греческим богом с картин из галереи Уффици во Флоренции, скульптурой римского юноши – высокий, стройный, грациозный, элегантный. Но в то же время в нем было нечто большее. Зеленые глаза казались понимающими, мудрыми, умными, задорными, все схватывающими на лету и уверенными. Несмотря на мягкую и нежную флорентийскую красоту, в нем чувствовались сила, властность и умение командовать. Он был главой дома Сан-Грегорио, наследником сказочного величественного трона, и с достоинством носил мантию, соответствуя этому положению. Он выглядел как глава империи или по крайней мере очень крупного банка. Прекрасно сшитый костюм в тонкую светлую полоску подчеркивал его высокий рост и стройную фигуру с широкими плечами. Все в Амадео говорило о незаурядности. В нем не было ничего фальшивого или показного, ничего позаимствованного, скопированного или неестественного. Элегантный, умный, сообразительный, проницательный и внимательный к окружающим. Страстно любящий свою жену.

– Между прочим, что ты здесь делаешь в таком наряде? Помимо того, что ты зашла поделиться со мной несколькими идеями. – Он снова улыбнулся, встретившись взглядом с Изабеллой, и она улыбнулась ему в ответ.

– Я еду на ленч с несколькими дамами.

– Звучит ужасно. Не лучше ли соблазнить тебя и увезти в номер в «Эксельсиоре»?

– Конечно, но после ленча у меня свидание с другим мужчиной. – Она произнесла это с самодовольным видом, но в ее глазах плясали смешинки.

– Кто мой соперник? – шутливо спросил он, ибо у него не было причин для волнений, и он знал это.

– Твой сын.

– В таком случае никакого «Эксельсиора». А жаль.

– В следующий раз.

– Заметано. – Он со счастливым видом вытянул вперед ноги, как длинный ленивый кот на солнышке.

– Ладно. Нам надо поработать.

– Ну вот. И это женщина, на которой я женился. Ласковая, романтичная, нежная.

Изабелла состроила одну из ужасных гримас их сына, и они вместе рассмеялись. Когда она вытаскивала стопку бумаг с заметками из