- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (10) »
моей смерти квартира и дача достались детскому дому, в котором я воспитывался.
— Андрей Михайлович?! — иерей вздохнул и вновь перекрестился — Что же вы, как ребенок несмышлёный? Продаст директор детского дома вашу недвижимость или сдавать будет, а деньги все себе заберет.
— И то верно! Так как поступить тогда?
— Храму завещайте! А мы уже все сделаем, как надо. И похороним вас по-божески, и поминать будем добрым словом. Да и смерти вашей скоропостижной желать не станем…
— Правильно, батюшка, храму завещаю, сниму груз с души. Зачем мне эта квартира, на тот свет ее не заберешь.
— Вижу, Андрей Михайлович, что встали вы на путь истинный. И, чтобы вам не утруждаться, я завтра сам к вам зайду, с нотариусом. Завещаете квартиру и дачу на мое имя, как на официального представителя церкви. Теперь мы пойдем, а вам я вот, Святое Писание оставлю, читайте перед сном, после молитвы.
Священник и Михаил уже вышли из подъезда, когда отец Сергий обратился к семинаристу:
— Миша, а чемоданчик где?
— Ой, это, ну, сейчас принесу, видать, как бы, в квартире забыл, типа.
Парень стремглав бросился в подъезд, а отец Сергий проводил его неодобрительным взглядом, сильно сомневаясь, что такой невнимательный и косноязычный человек сможет сделать карьеру даже на пути белого духовенства. Скорее, проживет всю жизнь в роли рядового иерея, перебиваясь то тут, то там. Кто захочет «спонсировать» такого?
Михаил уже собирался позвонить в дверной звонок, но вспомнил, что старик просил не запирать дверь, так как должна была зайти соседка. Приоткрыв дверь он постучал в дверной косяк, привлекая к себе внимание, но, не получив ответной реакции, двинулся вглубь трехкомнатной квартиры. Комната, в которой находился старик, располагалась в самом конце коридора, и сейчас оттуда доносились голоса. Вначале Михаил подумал, что это работает телевизор, но, прислушавшись, не поверил своим ушам:
— … ну что, старый маразматик, помог тебе твой священник-стяжатель? Молись, читай свою книжонку, а все равно в рай не попадешь. Будут тебя в аду черти драть, как сучку! Так же, как ты со своими дружками девок насиловал в молодости. Или забыл уже?
— Помню, отчего же. Тяжкий грех на душе моей, искренне раскаиваюсь и прошу у Господа прощения.
— Старый дурак! Если тебя изнасилованные не простили, неужели ты думаешь, Господь тебя, насильника, простит, наплевав им в души? Ты у них прощения просил, а?
— Да, как же я у них прощения попрошу, ты же сам знаешь, мы их лиц даже не видели. Со спины подкрадывались, подол платья над головой задирали и завязывали…
— Да знаю я, знаю. Подол задрали, попользовали, драгоценности, бижутерию поснимали и разбежались. А жертве и в милицию не с чем идти. Кто насиловал? Сколько их было? Как выглядели? Они кроме голосов ничего и не слышали.
— Грех на мне великий, — старик перекрестился, вызвав гримасу неудовольствия у собеседника — Каждый день каюсь. У меня, может, потому и детей нет, что грешен я.
— Сколько их через вас прошло, забыл я уже, а, старик?
— Все ты помнишь, нечистый! Восемь женщин.
— Точно, восемь, помнишь, это хорошо… А ответь мне, грешник, почему вы на восьми остановились, неужто разонравилось?
— Чего ты меня пытаешь, лукавый? Сам же все прекрасно знаешь. Когда Лешка, заводила в нашей компании, повесился, перестали мы грех творить!
— Да! Повесился он, старик. И тебе следует так же поступить, чтобы грехи свои искупить. Знаешь, что про это написано вон в той книге? — собеседник кивнул головой, в сторону оставленного иереем Священного Писания.
— Откуда? — старик недоуменно уставился на собеседника, не ожидая, что тот будет ссылаться на Библию.
— «Да и все почти по закону очищается кровью и без пролития крови не бывает прощения» — процитировал собеседник, копируя манеру священника.
— Не верю, не написано там такого.
— Ты прямо как Фома, может еще персты мне в раны вложишь? Ха, а не получится, нет у меня ран… — из комнаты раздался мерзкий смех, от которого Михаила всего перекорежило, но он остался на месте, решив пока не вмешиваться — Послание Евреям глава 9 стих 22. Прочитал? То-то же!
— Не буду я жизнь самоубийством кончать, грех это. И вообще, Лёха, говорят, не в себе был, когда в петлю залез. Кто в нормальном состоянии на турнике во дворе повесится?!
— Старый, не хотел я тебя расстраивать, с уважением к твоему возрасту отнесся, но, видимо, иначе нельзя! — Андрей Михайлович с сомнением взглянул на собеседника, подозревая какую-то подлость — Чего смотришь, думаешь, я пакость какую придумал?
— Пакость — это твоя суть, лукавый. Ты можешь выдать за правду любую лживую выдумку, лишь бы сбить человека с пути истинного.
— Да нет, старик, моя суть не в этом, и ничего выдумывать я не собираюсь. Такое не придумаешь, мы, падшие ангелы, не способны на такие выдумки, в отличие от вас, людей. Старик, вы же насиловали девушек и женщин, которые поздно вечером срезали путь от автобусной остановки через пустырь? Один со стороны высматривал жертву, и если женщина была более-менее привлекательная, он давал сигнал остальным, те занимали позиции у тропинки, а первый отсекал ей путь со спины, держась метрах в тридцати и своими действиями вынуждая жертву идти прямо в ловушку.
— Зачем ты мне это пересказываешь? Я все помню и без тебя.
— Затем, что из восьми ваших жертв, две покончили жизнь самоубийством. Одна с крыши многоэтажки бросилась, вторая вены вскрыла. Этих жертв ты высматривал, как впрочем, и последнюю, восьмую.
— Врешь! — в сердцах крикнул старик — Мы бы знали об этом.
— Откуда, вы же даже не видели их лиц. Вспомни Настю Маргарову, которая разбилась, сорвавшись с крыши в 1958 году. Вспомнил? Ты еще шутил, что советский человек с легкостью запускает спутники в космос, а преодолеть гравитацию не в состоянии. Так вот, это был не несчастный случай, как все думали. Это было самоубийство.
— Врешь — вновь повторил старик, но уже не так уверенно.
— Ладно, старый, я не собираюсь тебе сейчас что-то доказывать. Я тебе хочу про Лёху, твоего приятеля, рассказать. А если быть более точным, про его последние минуты.
— Я все равно тебе не поверю, можешь рассказывать, что хочешь.
— Хорошо. Так вот, высмотрел ты тогда, поздним майским вечером, быстро идущую от остановки стройную женскую фигуру и дал сигнал своим дружкам, чтобы они приготовились. Все снова прошло, как по маслу. Налетели сзади, задрали подол, завязав его над головой. Пригрозили, чтобы не орала и в зубы ткнули разок. А потом изнасиловали. Вшестером! Да еще кое-кто и в противоестественной форме. Правильно рассказываю?
— Угу! — под гнетом слов собеседника старик
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (10) »