Алексанр Кравчук Перикл и Аспазия

От автора

Эта книга рассказывает не только о судьбе знаменитого афинского политика и его прекрасной подруги. В известном смысле имена в ее названии надо понимать, как некую метафору: речь пойдет о выдающихся исторических событиях и обычной каждодневной жизни, о людях древних Афин периода их величия. Речь пойдет об эпохе, отделенной от нас двадцатью пятью веками. Но именно Афины того времени являются колыбелью европейской цивилизации.

* * *

Перикл заболел осенью. Страшная эпидемия уже угасала, и он стал одной из последних ее жертв. Внешне болезнь протекала легко, но организм пожилого человека — а Периклу было уже за шестьдесят — не мог побороть недуг. Аспазия искала помощи везде, даже обратилась к магии и чарам (хотя за несколько лет до этого она предстала перед судом по обвинению в неверии). На шею больному был надет амулет, и, когда в комнату вошли друзья, Перикл показал на него с беспомощной улыбкой. Он говорил только шепотом, да и то с трудом, и вскоре, как всем показалось, потерял сознание.

Было ясно: смерть витает где-то совсем рядом. Окружающие тихо говорили только о нем, но так, как будто он уже мертв. Тяжело вздыхая, они рассуждали о том, какой великий человек покидает этот мир. Создавалось впечатление, что присутствующие готовятся к произнесению погребальной речи на государственном кладбище для заслуженных граждан, которое расположено за Дипилонскими воротами. Наверное, они и вправду размышляли, кому достанется эта честь, означающая принятие политического наследства после умершего.

А ведь Перикл был еще жив и прислушивался ко всему, что происходило в комнате. Его даже стали беспокоить разговоры друзей: «Эти речи не доведут до добра. Зачем перечислять битвы, которые я выиграл, и строения, которые воздвиг? Я произнес столько прекрасных погребальных речей, а они ничему не научились! Ведь все очень просто: чтобы растрогать слушателей, надо произнести что-нибудь внешне очень непритязательное и вместе с тем неожиданное, что-нибудь человечное и поэтичное одновременно».

И вдруг в сумерках угасающего сознания возник неожиданный вопрос: «А что можно сказать о тебе, Перикл? Какой простой и поэтичной похвалы ты заслужил?»

Не совсем ясно сознавая, что делает, умирающий начал мысленно просматривать свою жизнь. Быстро текла река воспоминаний — ярких, но немного беспорядочных. Да это и понятно — ведь то была не только его жизнь, но и жизнь его города. Он уже не мог отделить себя от того, что составляло смысл и цель всех его действий в течение почти полувека. Даже нежные воспоминания о матери воскрешали в памяти целую цепочку политических событий. Она начиналась во мгле легенды, а последние ее звенья, поблескивая, как змеиная кожа, обвивались вокруг тела.

Часть первая Род матери Перикла: проклятые и демократы

Женихи в Сикионе

Мать Перикла звали Агаристой. Она была внучкой той самой Агаристы, имя которой было на устах у всех эллинов. Люди с завистью и восхищением говорили о могуществе и богатстве ее отца и с усмешкой рассказывали о том, как тринадцать женихов целый год добивались руки девушки и как в последний момент неудача постигла того претендента, который был абсолютно уверен в победе.

Агариста-младшая происходила из рода Алкмеонидов. Когда она была в положении, ей однажды приснилось, что она родит льва. Так во всяком случае рассказывали в доме Перикла, и так позднее написал его друг — историк Геродот. Многие в Афинах насмехались над пророческим сновидением даже тогда, когда, овеянный славой и могуществом, среди всеобщей скорби народа Перикл отошел в мир иной. И несмотря на это, комические актеры отпускали со сцены такие шуточки:

Стены эти, как поясняется дальше в комедии, — не что иное, как деревянные дыбы, окованные металлом, с помощью которых Перикл мучает народ.

В другой комедии даны наглядные примеры супружеского коварства: некая женщина не может иметь детей, но прекрасно решает эту проблему.

С точки зрения людей нашего времени, шутка эта не очень изысканная, если не сказать больше — непристойная. Но что делать, афинский люд любил именно такие шутки и сплетни! Свобода насмехаться над всем, и вся была одной из основ афинской демократии. Терпкая насмешка, подобно порыву свежего ветра, развеивала малейший дымок фимиама лести. В других же государствах этот фимиам плотными облаками возносился к вершинам власти, вызывая тошноту отвращения у самих льстецов и опасное головокружение у властей предержащих.

Но все это впереди, а пока Перикл еще маленький львенок и его будущее, равно и как всего его рода, вовсе не рисуется в светлых тонах. И дело здесь в происхождении матери. Судьба никогда не щадила Алкмеонидов и связанных с ними людей. Поэтому мальчик имел бы полное право спросить: «Стечение обстоятельств вызвало эти несчастья или же, как говорят враги, над нашей семьей тяготеет проклятье богов?»

Люди упрекали Алкмеонидов за их дерзкий поступок (даже преступление, как утверждали многие), который повлек за собой упадок рода. Друзья не успевали повторять юному Периклу: «В этом городе слава предков твоей матери будет жить в веках, потому что они изгнали тиранов».

Мальчик учил историю своей родины, слушая рассказы близких о том, как боролись за власть его деды и прадеды. Это были гордые