выходи-ка, старый Вяйнемейнен, помериться со мной мечами!

— Нет, — говорит Вяйнемейнен, — с таким жалким лгуном, как ты, не буду я мериться мечами.

От гнева весь задрожал Йоукахайнен. Рот у него перекосился, косматая голова затряслась.

— Боишься меч вынуть? — закричал Йоукахайнен. — Ну так все равно от меня не уйдешь!

Но не дал ему кончить Вяйнемейнен.

— Довольно я тебя слушал, — говорит он Йоукахайнену. — Теперь, ты слушай меня!

И вот запел вещий песнопевец:

И моря забурлили, зашатались высокие горы, дрогнула земля.

Поет Вяйнемейнен — и все свершается по его слову. Позолоченные сани Йоукахайнена превратились в прибрежный тальник, резвый конь стал каменной скалой, пестрые рукавицы — болотными кувшинками.

Была у Йоукахайнена шапка — и нет ее, а вместо шапки черная туча повисла над землей. Вот и кафтан Йоукахайнена поплыл в вышине легким облаком. И блестящий пояс его рассыпался в небе яркими звездами.

Поет Вяйнемейнен — и меч глупого Йоукахайнена молнией вырвался из ножен. Раскрашенный лук его разноцветной радугой перекинулся над морем. Острые стрелы разлетелись во все стороны ястребами.

Поет Вяйнемейнен — и каждое слово вещего песнопевца камнем ложится на плечи безрассудного Йоукахайнена. Уже по колено провалился он в болото, по пояс увяз в трясине…

Страх охватил Йоукахайнена.

— О мудрый, добрый Вяйнемейнен! — взмолился он. — Что тебе в моей гибели? Пощади меня, и я дам тебе за это богатый выкуп!

— Что же ты дашь мне, если я сниму с тебя заклятья, если возьму назад колдовские слова? — спрашивает Вяйнемейнен.

— Есть у меня два славных лука, — говорит Йоукахайнен, — один бьет верно, другой целит метко. Бери себе любой!

Покачал головой Вяйнемейнен.

— Глупый ты, глупый! На что мне твои два лука? У меня дома их столько, что на стенах места для них не осталось, гвоздей не хватает, чтобы вешать их. И уж таких луков, как у меня, ни у кого нет: прикажу — сами в лес полетят, сами зверя мне настреляют.

И снова запел старый, мудрый Вяйнемейнен.

А глупый Йоукахайнен еще глубже ушел в зыбкую топь.

— О мудрый Вяйнемейнен, — снова просит он, — не губи меня! Есть у меня два легких челнока — один на воде не тонет, другой ко дну не идет. Возьми себе любой, выбирай какой понравится.

— Не нужны мне твои челноки, — отвечает ему Вяйнемейнен. — У меня их столько, что на берегу для них места не найти. И уж челноков лучше моих нигде во всем свете нет: одни по ветру идут — ветер обгоняют, другие против ветра бегут — птиц позади оставляют.

Опять запел Вяйнемейнен — и по самую шею провалился в болото Йоукахайнен.

Чуть не плачет жалкий хвастун.

— Ну, хочешь, — говорит он, — дам тебе шапку серебра, лисью шкуру золота? Об одном только прошу — сними заклятья, отведи колдовские слова!

— Нет, не нужно мне твоего серебра, — говорит Вяйнемейнен, — и золота твоего мне не нужно. Сколько у солнца золотых лучей — столько и у меня золота. Пока серебристый месяц сияет над землей — и у меня не переведется серебро.

И запел снова.

Вот уже до самого подбородка затянула Йоукахайнена трясина.

— Пощади меня, мудрый Вяйнемейнен! — снова взмолился он. — Избавь от несчастья, спаси от злой гибели, и я отдам тебе весь хлеб с моих полей.

— Не нужен мне чужой хлеб, — отвечает ему Вяйнемейнен. — Чужой хлеб горек, а у меня своего вдоволь. Куда ни гляну — там поле колосится, куда ни повернусь — там золотые скирды рядами стоят.

И опять запел.

Совсем плохо пришлось Йоукахайнену — по самые уши завяз он в болоте, с бородкой ушел в трясину. Рот ему мхом забило, в зубах кустарник застрял.

Едва слышным голосом просит он Вяйнемейнена:

— О вещий песнопевец, не губи меня, оставь мне жизнь! Хочешь я отдам тебе в жены свою родную сестру, любимую дочь моей матери? Будет она мести твое жилище, будет печь для тебя медовые лепешки и ткать тебе золотое платье. Будет она тебе помощницей в доме, опорой в старости.

— Вот это хорошо ты сказал! — воскликнул Вяйнемейнен. — Давно я хочу взять себе жену, скучно мне одному в пустом доме. Уйду — никто мне вслед не махнет рукой. Вернусь — никто не скажет мне «Здравствуй!»

Да, хорошо ты сказал. От такого слова на сердце весело становится…

И снова запел Вяйнемейнен. Спел одну песню, другую, третью, и опять запевает, и снова поет.

И вот — словно ветер разогнал темные тучи — разлетелись колдовские слова, рассеялись грозные заклятья.

Вытащил молодой Йоукахайнен из болота бороду, вытянул из трясины шею, расправил плечи, ногами стал на твердую землю.

Смотрит — там, где высилась скала, снова стоит его конь. Семицветная радуга легла у его ног стальным луком.

Прибрежный тальник обернулся санями. Камыш стал опять простым кнутом, болотные кувшинки — старыми пестрыми рукавицами, и кафтан на нем прежний, и шапка — прежняя.

Не раздумывая долго, вскочил Йоукахайнен в сани и погнал своего коня прочь от этого злого места.

И Вяйнемейнен тоже повернул своего коня. Спешит он домой, чтобы собраться в дальний путь, в неведомую сумрачную Похъёлу — туда, где живет его красавица невеста.

4. Невеста Вяйнемейнена быстрой рыбкой уплывает в море

шумом-громом подъехал йоукахайнен к своему дому. Разогнался так, что сани об овин разбил, оглобли о ворота расколол.

Шапка у Йоукахайнена сбилась на сторону, зубы стиснуты, губы от злости побелели.

Говорит ему мать:

— Что ты, как безумный, едешь? Зачем сани поломал? Чем оглобли перед тобой провинились?

Тут заплакал Йоукахайнен горькими слезами. Опустил голову и говорит:

— Беда случилась, матушка! Несчастье пришло к нашему порогу. Чуть не погубил меня жалкий старик своими песнями. Его слова даже камни слушаются! Только потому и остался я в живых, что обещал отдать ему в жены дорогую мою сестрицу, любимую твою дочку Айно.

Отвечает Йоукахайнену мать:

— Нечего