что придет через неделю, месяц и год, а я вот задумываюсь над тем, что будет здесь через сто и двести лет… Васильку безразлично, что было когда-то с его отцом. Еще ни разу он не спросил, откуда я взялся, каким был и почему иногда в своей речи я допускаю то или иное польское слово. Он только заливается смехом, когда, собираясь бриться, по ошибке я говорю ему: «Принеси-ка зверцядло» вместо зеркало, или называю свою шинель шарой, а не серой. Он поправляет меня с очень важной миной, и я с ним соглашаюсь. Но у Василька есть едва уловимый польский акцент. Немудрено. Он — сын чистокровного поляка.

Слушай, сынок! Ты никогда не видел меня молодым и здоровым. Когда тебе стукнет двадцать, я буду уже доживать и, может статься, так поглупею, что тебе не о чем будет Со мной говорить. Двадцать одна рана, это не шутка! А если бы ты знал, как я хочу быть твоим другом, когда ты будешь большим. Вот я и решил перехитрить время и болезни. Я запишу, как умею, свою жизнь, и ты узнаешь о ней, когда подрастешь. Сохрани эту тетрадь для своих детей и внуков! Они ведь будут гораздо умнее и поймут нашу жизнь не только как понимаем мы, а гораздо глубже. Они поймут ее как часть пути поколений. По сравнению с будущими людьми я близорук. Но я тоже кое-что видел, я много плутал и много ошибался, ошибался, быть может, больше других. Но я всегда искал правду, и в этом единственная моя заслуга. Может быть, я не нашел эту правду или не сумел разглядеть, ну что ж! Я все же ее честно искал! Посмотри же, сынок, каким был твой отец!

Я уже раньше сказал: я — Наленч. Наленчи — древнейший польский род. Он существовал уже, когда лехи кочевали в дремучих лесах, по берегам Вислы и Одера. По преданию, там некогда было озеро Наленч, и мои предки назывались по его имени Наленчами. В те времена люди себя не очень ценили, потому и присваивали имена мест, которые населяли. Теперь делают наоборот. На становищах Наленчей развевались тогда стяги, и на стягах был изображен наленч — знак, заимствованный из рунических письмен, — петля с опущенными концами.

На теперешних картах озера Наленч не существует, но знак наленч сохранился в древних гербах и документах. При короле Мечиславе, когда в Польшу проникло христианство, наленчами называли белые повязки; прежде чем заходить в алтарь, следовало повязать голову наленчем.

Позже король Болеслав Кривоустый венчал наленчами своих героев на поле боя. Тогда Наленчи назывались уже рыцарями. Поэтому и я — рыцарь Наленч, а в гербе нашем сохранилась такая повязка.

Я не смеюсь над гербами и не спорю с людьми, осуждающими эти, как они говорят, «бесполезные украшения». Герб — одна из самых ранних выдумок человека. Даже потомки Адамова сына Сифа имели гербы, чтобы отличаться от потомков братоубийцы — от племени Каина. И на щитах троянских героев тоже были гербы! Греческий царь Эгей никогда не узнал бы сына, если бы на эфесе Тезеева меча не было родовых знаков! О гербах говорят и Гомер, и Виргилий, и Овидий, и Плиний, и это все читал я сам. А о Наленчах мне рассказывал отец — Бартоломеус Наленч.

Он говорил, что нашим родоначальником был Остророг. Портрет Остророга изображен в гербах древних Наленчей. Там Остророг стоит между оленьими рогами, а рога вырастают из шлема. Увенчанный короной с пятью жемчужинами, этот рыцарский шлем имеет пять прорезей, через которые рыцарь «смотрит прямо на всех и все!»

Шлемы, повернутые вправо, принадлежат новой шляхте; у нее тоже есть привилегия «смотреть на всех и на все», но не прямо, а со стороны. Бывают в гербах и шлемы без прорезей, и это означает, что владельцы их не должны смотреть на чужие дела ни прямо, ни сбоку, а их обязанность молчать и повиноваться.

Щит у Наленчей красный — цвет, означающий храбрость. В центре щита сверкает серебряный наленч.

Геральдика — тоже наука и вовсе не такая глупая, какою ее хотят иногда представить. Она имеет отношение к истории. Во времена короля Сигизмунда Третьего в Польше появилось много фальшивых гербов. Люди к тому времени успели потерять скромность и лезли из кожи, чтобы доказать, что они благородны. Они считали, что начало и конец благородства не в делах, а в гербе, который можно приобрести за деньги. Король это им разрешал. Такие выдуманные за деньги гербы легко отличить от настоящих — сложившихся постепенно у кочевавших славян запада. Тем не менее эта история сигизмундовых гербов тоже может кое-чему научить потомство.

Мой отец занимался геральдикой. Он говорил, что люди должны с уважением относиться к своим предкам, изучать их жизнь и хранить о них воспоминания.

— Один человек не в силах понять больше того, что предоставила ему собственная судьба, а потому делает много ошибок. Если он будет знать характеры и поведение своих предков, он сделает много открытий в самом себе и сможет бороться с дурными наклонностями, которые имеются в каждом роду и передаются из поколения в поколение, не принимая во внимание, хочет наследник принять это имущество или нет. Он поймет, что от чувства собственного достоинства также легко свернуть к чванству и спеси и что излишняя твердость характера порой приводит к ослиному упрямству и бессердечности и многое другое. А если человек это поймет, он будет осторожнее на поворотах жизни. Он наконец осознает, что невещественная часть наследства гораздо значительнее, чем всякие имения, деньги и драгоценности, и будет проявлять о ней мудрую заботу; от этого ведь зависит благополучие потомков. Но, к сожалению, люди до сих пор слишком мало думают об этом, — так говорил мой отец.

Я знаю немного о древних Наленчах. Я слышал о них только в раннем детстве и многое забыл. Отец говорил, что когда-то Наленчи были могущественными и богатыми, отличались необыкновенной храбростью и прямотой характеров и не боялись высказать королям все, что думали. Они появлялись при королевских дворах в красных одеждах и шли в бой за отчизну всегда в первых рядах. Таковы были их привилегии. Судьба обращалась с Наленчами капризно: она возносила их порой высоко в небо славы и безжалостно сбрасывала оттуда в бездну нищеты и страданий. Наленчи были всесторонне способными людьми, но их природным талантом был язык, и они владели им лучше других людей и лучше, чем каким-либо видом оружия. «Впрочем, — прибавлял отец, — язык тоже оружие и наиболее совершенное».

Остророг был родоначальником всех Наленчей. Я — Михал — первый русский Наленч, и с меня начинается русская история этого рода — «История sui generis»^[110].

Глава 1

Всякий мало-мальски образованный католик знает, что