Анхальт-Бернбургского…

— Чудесно! — враз вспомнил этот исторический персонаж Алексей Михайлович. — Ты уже ведешь свой подробный дневник?

— Откуда Вы знаете о дневнике? Я его никому не показываю…

— Напоминаю: я твой потомок и этот дневник объемом в 17 тысяч страниц в свое время проштудировал. Тем ты и остался знаменит в истории Дойчланда…

— И больше ничем? — не удержался от вопроса молодой человек.

— Ну-у, ты вскоре будешь храбро биться во главе своего полка с имперскими войсками под Прагой, но они вас все же опрокинут. Придется бежать к себе в Бернбург и выпрашивать прощения у императора Фердинанда. Потом ты женишься, а после смерти отца станешь править Анхальт-Бернбургом и отбивать атаки все тех же имперцев… Но это случится только в том случае, если мы с тобой будем сидеть сложа руки и полагаться на волю судьбы. Только я думаю, что Бог не зря подселил к тебе мою душу: нет, он надеется, что мы сможем повернуть колесо истории в другую колею. Очень уж долгой и кровавой стала начавшаяся в 1618 г битва католиков и протестантов в пределах Священной Римской империи…

Спустя час Кристиан фон Бернбург (в компании с Алексеем Долгиновым) прохаживался по большому залу Гейдельбергского замка среди многих других дворян в ожидании утреннего выхода курфюрста Пфальца и его амбициозной жены. Наконец с небольшого балкончика прозвучали серебряные звуки двух горнов, и высокие двери государевых покоев отворились, явив взорам присутствующих владетельную чету. Они стояли на пороге зала статные, молодые (по 23 года), улыбающиеся, в бархатных одеждах темно-синих тонов и с неизменными в ту эпоху обширными кружевными воротниками. Парикам они предпочли собственные волосы: почти черные, вьющиеся у Фридриха и рыжеватые у Элизабет. У обоих венценосцев были выразительные, "живые" глаза: у него зеленоватые, у нее серые. Его лицо было классических пропорций, которое почти не портили традиционные для 17 века усишки и козлиная бородка. В ее обличии бросался в глаза длинный, фирменный для Стюартов нос — но белый овал лица, яркие губы, лукавые глаза, брови в разлет легко компенсировали этот недостаток. О ее телосложении судить было трудно, так как она была в очередной раз беременна и уже на значительном месяце, но свой живот носила с большим достоинством.

Владетели Пфальца слаженно двинулись внутрь зала, милостиво кивая своим вассалам налево и направо, одаривая их улыбками и нигде не задерживаясь, пока не достигли невысокого сдвоенного трона в противоположном конце зала, где и упокоили свои попетты. Здесь к курфюрсту тотчас приблизился сановитый аристократ лет пятидесяти и стал ему что-то тихо говорить.

— Похож на тебя, — машинально отметил Долгинов.

— Немудрено, это мой отец, канцлер Пфальца, — с ноткой гордости рек Кристиан.

— Вот черт, я ведь про него много читал, мог бы и сам догадаться, — подосадовал подселенец.

— Только чертыхаться всуе не надо, мы не на поле боя, — сделал замечание реципиент.

— Я же не вслух богохульствую, — послал примирительную мысль профессор.

— Богохульствовать и мысленно не стоит! — дожал его малек.

— Ладно, скажи лучше, чего ради здесь собралось столько дворян?

— Сегодня состоится очередной суд курфюрста.

Глава третья. Курфюрстов суд

Через некоторое время зал преобразился: слуги внесли в него длинный стол и кресла для членов суда, а также стулья для всех присутствующих дворян и дворянок. Наконец герольд объявил слушание первого дела, в котором речь пошла об имущественном споре двух соседних баронств. Алексей Михайлович исправно пытался вникать в аргументы сторон, но вскоре в них запутался. Зато судьи, переговорив между собой, присудили одному из баронов некий луг, а второму отдали пристань на реке. Курфюрст одобрил решение кивком головы, и бароны пошли восвояси, покачивая головами, но, кажется, вполне удовлетворенные.

Дело второе вообще оказалось формальным, поскольку касалось вступления в наследство некоего риттера (рыцаря) в связи со смертью отца. Других претендентов на это наследство не оказалось, поэтому судьи проставили печать на документ, а курфюрст положил руку на плечо новоиспеченного рыцаря и тот занял место в зале среди других дворян.

Зато третье дело резко подняло градус интереса в зале: в нем граф Гуго фон Эрлих обвинил свою падчерицу Сюзанну фон Эттинген в прелюбодеянии и требовал наказать ее (и ее совратителя) по законам Каролины. Этот громогласный аристократ пятидесяти лет сразу стал Алексею Михайловичу отвратителен, в чем с ним согласился и Кристиан. Обвиняемую (скромно одетую симпатичную девушку лет шестнадцати) им очень захотелось защитить. Ее "соблазнителя" на суде не было ("он в бегах", пояснил залу один из судей), зато присутствовали два свидетеля со стороны опекуна: его кастелян и командир его "кригсгефольге" (дружины).

По словам истца в один из вечеров командир дружины, проходя мимо комнаты фреляйн Сюзанны, услышал в ней какие-то подозрительные звуки. Он поспешил сообщить об этом кастеляну, а тот — графу, после чего все трое ввалились в ту комнату и увидели прыгающего в окно недавно нанятого на службу риттера фон Баха, а в постели под одеялом — Сюзанну в одной ночной рубашке.

— Об одном жалею! — сказал в заключении своей речи Гуго фон Эрлих, — Что я не успел схватить этого негодяя и пронзить обоих прелюбодеев шпагой — как я проделал это 10 лет назад, когда застал "на горячем" мать этой шлюхи. Действительно, яблоко от яблони недалеко катится! Но надеюсь, что высокий суд все-таки лишит жизни ту, что я опекал в течение 10 лет и которая меня в "благодарность" невыносимо оскорбила.

Защитное слово Сюзанны фон Эттинген (из графского рода Швабии) фактически не состоялось: она начала было что-то говорить, но залилась слезами. Судьи стали перешептываться и перебрасывать друг другу какие-то бумаги.

— Я знаю, как ей помочь — инициировал мысль Алексей Михайлович. — Подойди к своему отцу и попроси наедине тебя выслушать.

— Вы так уверены в успехе? Прелюбодеев у нас никогда еще не оправдывали…

— Уверен. Иди, не теряй времени!

Кристиан пробрался за спинами зрителей почти к трону и, улучив момент, помаячил рукой отцу. Тот нахмурился, но подошел к сыну.

— Этот негодяй лжет, — заявил с ходу дублер Кристиана. — Похоже, что и жену свою он сгубил и падчерицу губит из корыстных соображений. Наверняка у жены было богатое приданое, которое с окончанием опеки над девушкой он может потерять. Поэтому он мог сам подстроить оба свидания с дамами, чтобы всех переколоть. Разве не похоже на правду?

— Что за бред? Впрочем, до свадьбы Гуго