маленький городок, подразумевает клевету, бесчисленные сплетни, обуженные мысли, безудержное злословие. Разве не так?

Гарри Диксон согласился с подчеркнутым энтузиазмом:

— Ваши слова очень справедливы, господин Транч, и я обязательно учту ваши соображения.

Журналист, уже поверив, что ни больше ни меньше, а направил сыщика на верный путь в расследовании преступлений, гордо вскинул голову.

— Вы, наверное, внимательно наблюдали за всем во время чаепития у мэра, — продолжил он. — Я, кстати, следил за вашими взглядами и знаю, что они означают. Вот те на! Все эти люди подозревают друг друга!

Диксон вздрогнул. Он считал журналиста полным дураком, но признался себе, что на этот раз журналист сказал чистую правду. Он заметил смущенные взгляды Притчелла, обращенные на Тейппла, и взгляды Тейппла, которые тот бросал на Джеймсона, и как Джеймсон поглядывал на судью или сэра Хэмфри Кракбелла.

— Однако, — продолжал Транч, — все эти люди предъявят неоспоримые алиби. Но провинциальная недоверчивость такова, Диксон, что ради любви к сплетне люди оговорят своего ближнего, чтобы погубить его, если такое возможно. Можно допустить дар раздвоения даже у судьи Тейлора.

Гарри Диксон улыбнулся, но вновь про себя признал справедливость слов Транча.

Он исподтишка глянул на него. Человек был невысок, тяжеловат и неопрятен. Бородка была плохо подстрижена, вечно кривая улыбка открывала гнилые зубы, а брюхо сотрясалось под сомнительной чистоты рубашкой при каждом его смешке, но во взгляде проглядывал ум.

Хозяин гостиницы подошел и сообщил клиентам, что шеф-повар собирается уходить, а потому следует решить вопрос с ужином.

Транч отклонил предложение сыщика разделить трапезу. Он почуял запах бараньих котлет, а меню показалось ему изрядно скудным. У его превосходительства Боба Транча нюх был столь же острым, как и взгляд.

Господин Тейппл

Сойкина Балка была пуста. Ничего удивительного, поскольку после двойного убийства жители Мэривуда не рисковали прогуливаться по лесу. И Гарри Диксон мог вести расследование, не опасаясь, что его потревожат любопытные или надоедливые люди.

Он не надеялся обнаружить что-либо, ибо местность была крепко истоптана сначала властями, потом людьми, жадными до новостей. Единственными следами преступления были несколько почерневших капель на коре величественного дуба.

Негромкие быстрые постукивания заставили сыщика поднять голову. Он увидел в паре туазов от себя небольшую птичку оливкового цвета, которая суетливо удалилась и снова застучала по дереву где-то в высоте.

— Господин дятел ищет пропитание, — с улыбкой сказал сыщик и проследил за неутомимой птицей.

Но его взгляд не оказался бесполезным, а стал вдруг очень внимательным. Когда дятел исчез в густой листве, Диксон по-прежнему смотрел вверх, словно искал решение в кроне дуба. Было ли оно там? Быть может…

Его взгляд привлекла сломанная ветка, потом другие ветки, на которых остались следы довольно свежих изломов.

Он охотно предпринял бы попытку вскарабкаться на дерево, но ствол был довольно гладким, толстые ветви находились на довольно большой высоте, и ему пришлось временно отказаться от попытки забраться на дуб.

Но опытный глаз сыщика разглядел примятые листья, царапины, — словом все, что нарушало наряд короля леса.

«Словно крупная обезьяна побывала там», — мелькнула первая мысль. Но он тут же отказался от нее. Жизнь крупных зверей джунглей была ему довольно хорошо известна, чтобы остановиться на этой мысли. Самый крупный четверорукий, будь это даже орангутанг или горилла, проходит сквозь листву, не потревожив ни ветки, как и самый скромный воробушек.

Он застыл на некоторое время, раздумывая, пока не вернулся дятел. Присутствие этого древолаза и его настойчивое желание не покидать дуб дали ему новый повод для размышлений.

«Птица ищет паразитов под корой, но пользуется появившимися трещинами в коре, чтобы поймать оказавшихся на открытом воздухе насекомых. Кто-то сидел там, не особо заботясь об осторожности. Мы вернемся к этому, если понадобится…»

В лесу было проложено множество протоптанных тропинок. Они позволили сыщику довольно быстро прочесать лес. Вскоре он очутился на илистых берегах синего болота, чью репутацию также испортило преступление.

Здесь ему не пришлось долго искать.

Он нашел сломанные ветки, обвисшую листву, кору, поврежденную грубой обувью.

На этот раз неровности на старом красном буке позволили ему легко вскарабкаться наверх. Он поднялся по бугристому стволу и вскоре попал в крону бурых листьев.

Внезапно он издал характерный свист, который был хорошо известен Тому Уиллсу, когда сыщик отыскивал важный след. Его правая рука угодила в растекшийся по стволу сок. Вокруг было множество недавно сломанных веток. Гарри Диксон устроился на толстой ветви, осмотрел повреждения и проворчал:

— Это случилось совсем недавно… И это случилось не в день убийства… Ну, нет! Клянусь, не более получаса назад кто-то сидел на этом же месте и изучал верхнюю крону.

Но он тщетно оглядывался вокруг, пытаясь обнаружить хоть клочок материи, зацепившейся за шероховатый ствол. Дерево отказывалось показывать ему что-либо, кроме ран.

Он собирался спускаться вниз, и его ноги искали опору на стволе дерева, когда до него донесся пронзительный голос.

— Бандюга, я вас убью, если вы слезете!

Нога детектива нащупала выступ, и, несмотря на угрозу, он приземлился на обе ноги.

Грянул выстрел, и пуля просвистела рядом с его ухом.

Прятаться было поздно.

Сыщик раскинул руки и грохнулся на землю, покрытую подушкой мха и перегноя, смягчив его падение.

Раздался испуганный вопль, кусты задрожали — кто-то в отчаянии убегал прочь.

Гарри Диксон увидел, как в кустах исчезала чья-то темная фигура. Он тут же бросился вслед за убегавшим человеком.

Кустарник был густым, и человек с трудом пробивался сквозь заросли. Сыщик, более умелый в подобных упражнениях, с каждой секундой настигал беглеца. Он уже различал его прерывистое дыхание, когда раздался второй выстрел. Но пущенная наугад пуля затерялась в кустах. Сыщик различил человека, который стремительно убегал по поперечной тропинке.

— Еще шаг, и я буду стрелять! — рявкнул он, целясь из револьвера.

Беглец удивленно вскрикнул и обернулся.

— Господин Диксон!.. Как, это вы? Слава богу!

Интонации выражали такое искренне удивление, что было трудно ошибиться.

— Господин Тейппл!

Пивовар-поэт бросил оружие и вскинул вверх руки.

— Благодарю Бога, что я плохой стрелок! —