приходивших людям на помощь с риском для собственной жизни и безопасности. Но подвиги милосердия потому так и ценятся, что они — величайшая редкость. Летопись бессмысленных — так называемых "бескорыстных" — убийств, хранящаяся в судебных архивах всех стран, длиннее в тысячу раз. А уж летописью убийств, совершавшихся во имя "великой цели", можно обмотать земной шар по всем широтам и меридианам в несколько слоёв.

Добрые и благоразумные люди склонны считать ненависть чувством тягостным, мучительным. Только мука ненависти может толкнуть человека на такой отвратительный акт как убийство — в этом они глубоко убеждены. Не имея собственного опыта ненависти, они не верят — не замечают — не хотят знать, что ненавистью можно упиваться, наслаждаться, разжигать её в себе до самоослепления. А когда на экранах показывают очередного серийного убийцу, переходившего от одной жертвы к другой без всякой ненависти, они прячут его под ярлык какого-нибудь психиатрического диагноза и забывают о нём. Упоение убийством? Такого не может быть, не бывает. Даже страшный 20-й век не смог разрушить их идеализма. Ликующее беснование толп, приветствовавших уничтожение армян в Турции, "шпионов" в СССР, евреев в Германии, классовых врагов в Китае, горожан в Камбодже, истолковывается идеалистами-уравнителями как случайность, аберрация, результат политических ошибок, натравливания, пропаганды. Автор с грустью предвидит, что добрые и благоразумные люди отложат его книгу, не пойдя дальше вступления.

К кому же он тогда обращается? Кого надеется увлечь поисками ответа на вопрос о природе терроризма? Кем хотел бы быть услышанным, если знает, что лучшая — добрая и благоразумная — часть читателей потеряна для него заранее?

ОН ОБРАЩАЕТСЯ К ТЕМ, КТО ГОТОВ ЗАЩИЩАТЬСЯ.

Он верит, что есть ещё на свете много людей, разделяющих его печальное убеждение: не бывает и не может быть в реальной политике выбора между добром и злом — только выбор между злом и кошмаром, между недобрым и чудовищным. Политическая история мира показывает нам наглядно и убедительно, что сплошь и рядом достойный человек, с чувством ответственности перед своим народом, культурой, верой, страной вынужден был добровольно становиться на сторону недоброго, злого, жестокого, чтобы противостоять очередной волне озверения, накатывавшей на мировую цивилизацию.

В веке 20-ом цивилизованный мир должен был отбиваться сначала от коричневой чумы, залившей планету под знаком свастики. Одновременно — от смертельных лучей "Восходящего солнца". Потом — от красной заразы, накатывавшей под символом серпа и молота. Судя по всему, новая волна ненависти, вздымающаяся перед нашим взором — нашими домами — нашими детьми сегодня, окажется зелёной и будет увенчана чалмой.

На первый взгляд, фронт сегодняшнего противоборства с мировым терроризмом может показаться разорванным на множество отдельных участков, не связанных между собой. Стрельба и взрывы в Белфасте объясняются старинной рознью между католиками и протестантами. Тамилы, курды, сикхи, баски, чеченцы объявляют своей целью национальную независимость. В Америке чёрные стреляют в белых, белые взрывают церкви чёрных, противники абортов открыли сезон охоты на врачей, а кто-то рассылает бомбы и бациллы сибирской язвы по почте. В Японии террористическая группа пустила ядовитый газ в метро, не удостоив мир объяснением своих действий.

И всё же большинство конфликтов окрашены одним и тем же противостоянием: мир ислама против немусульман. Палестинцы против Израиля, албанцы против сербов и македонцев, чеченцы против русских, кашмирцы против индусов, азербайджанцы против армян, абхазы против грузин, и весь исламский мир — против Америки.

Мы изучаем землетрясения не только для того, чтобы уметь предвидеть их: поняв характер смещений земной коры, наши инженеры улучшают конструкцию сейсмоустойчивых зданий, башен, мостов. Объективы спутников, следящих за движением облаков, позволяют нам во-время приготовиться к атаке урагана: спланировать эвакуацию, предупредить суда и самолёты, запастись водой и продовольствием. На страшном опыте наводнений мы выработали тактику строительства защитных дамб, плотин, водосбросных каналов. Пожарник, борющийся с лесным пожаром, знает, что он должен учитывать не только направление и скорость ветра, наличие или отсутствие дождя, но и состояние каждого отдельного горящего объекта — дерева, куста, пересохшей травы.

Горючее вещество пожара людской вражды — заряд ненависти в душе каждого человека.

Поэтому изучение бурь и пожаров мировой истории должно сочетаться с изучением микроклетки этих процессов — психологических свойств человеческой души, охваченной ненавистью. Только тогда оно сможет помочь нам в понимании — преодолении — укрощении — разрушительных сил стихии человеческих страстей.

Но было ли в мировой истории что-то похожее на то, что происходит в наши дни? Можем ли мы применить свои знания о прошлом для тушения сегодняшних пожаров? Индустриальная революция настолько преобразила мир, что стало очень трудно отыскивать аналогии в веках минувших. Всё вокруг нас выглядит таким новым, непривычным, небывалым. А главное — усиленным в тысячу раз.

Конечно, отдельные политические убийства и заговоры многократно случались и раньше. Но никогда ещё маленькая группа заговорщиков не имела доступа к таким могучим средствам разрушения. Когда английские католики попытались взорвать Британский парламент в 1605 году, они должны были сначала арендовать подвал в здании, примыкающем к Вестминстеру, незаметно привезти туда двадцать бочонков с порохом, потом — уголь и хворост, чтобы спрятать бочонки. На всё это ушло слишком много времени, слухи о заговоре просочились, заговорщики были схвачены, судимы и казнены. Сегодня к их услугам был бы грузовик с взрывчаткой или "Боинги", или ракеты "земля-земля" или даже "вода-земля" — с Темзы Вестминстерское аббатство представляет собой превосходную мишень.

Но, может быть, именно новейшая электронная техника может придти нам на помощь в поисках аналогов сегодняшней борьбы?

Если бы нам удалось заложить в память какого-нибудь супер-компьютера ВСЕ вооружённые конфликты, случавшиеся в мировой истории; если бы мы сумели создать программу, сортирующую эти вооружнные столкновения по сходным признакам; если бы мы взяли какой-нибудь сегодняшний конфликт, описали его в простейших категориях, внесли это описание в нужное окошечко и нажали на кнопку "поиск", не засветились бы на нашем экране картины прошлого, позволяющие по-новому — глубже и шире — понять, из-за чего на нас нападают сегодня?