ответственность на себя, и они позволили Лэтимеру действовать от имени комитета.
Два или три часа спустя Лэтимера ввели в камеру городской тюрьмы, где содержался Чини. Но этот Лэтимер не был похож на прежнего, одетого всегда модно и элегантно Лэтимера. Он облачился в поношенную коричневую куртку и бриджи, толстые шерстяные носки и грубые башмаки; его густые волосы свободно ниспадали на плечи.
— Я прислан комитетом безопасности, — объявил он жалкому пленнику, который забился в угол на скамью и смотрел оттуда затравленно и злобно. Лэтимер подождал немного, но, видя, что Чини не собирается отвечать, продолжил: — Едва ли вы так глупы, чтобы не понимать, какая участь вас ожидает. Вы знали, что делали, и знаете, как обычно поступают с вашим братом, когда ловят.
И без того отталкивающая физиономия Чини болезненно посерела. Он облизал губы и дрожащим голосом закричал:
— У них нет никаких доказательств, никаких!
— Когда есть уверенность, доказательства не имеют значения.
— Имеют! Имеют значение! — Чини вскочил, хрипя, как загнанный зверь, — они не посмеют расправиться со мной без суда — законного суда — и знают это! Что вы имеете против меня? Какие обвинения? Я дважды представал перед комитетом, но они не предъявили мне ничего такого, что посмели бы передать в суд.
— Мне это известно, — спокойно ответил Лэтимер, — и именно поэтому меня прислали сообщить, что завтра утром комитет отпускает вас на свободу.
Заросший многодневной щетиной рот Чини раскрылся от изумления. Тяжело дыша, он уставился на Лэтимера и дрожащими руками ухватился за край грубого стола.
— Они… выпускают меня?! — хрипло выговорил он. Его поведение стало постепенно меняться. Теперь, когда забрезжила гарантия освобождения, в его тоне засквозило даже некоторое злорадство. Он засмеялся, как пьяный, брызжа слюной, — Я знал это! Я знал — они не посмеют учинить расправу. Если бы они это сделали, им бы не поздоровилось. Они ответили бы перед губернатором. Нельзя расправиться с человеком просто так.
— Комитет понимает это, — вежливо согласился Лэтимер, — поэтому мне и разрешили прийти сюда. Однако вы чересчур обольщаетесь, мой друг. Не будьте столь опрометчивы, думая, что все безнаказанно сойдет вам с рук.
— Что?! Что? — Злорадство Чини опять сменилось ужасом.
— Я отвечу вам. Завтра утром, когда вас освободят, вы увидите меня — я буду ждать за воротами тюрьмы. А со мною — не меньше сотни городских парней; все они Сыновья Свободы, все извещены о намерении комитета и не позволят вам продолжать свой грязный шпионаж. Их ни в коей мере не смутит то, что комитет не решился вас осудить, ведь не сможет губернатор привлечь к ответу толпу. Догадываетесь, что тогда произойдет?
Бегающие глаза Чини остекленели, лицо застыло, а рот был разинут в безмолвном крике.
— Деготь и перья! — рассеял Лэтимер последние сомнения в его охваченном паникой мозгу.
— Господи! — заскулил Чини. Колени у него подогнулись, и он плюхнулся на скамью, — Боже!
— С другой стороны, — невозмутимо продолжал Лэтимер, — может статься, там и не будет никакой толпы, и я один встречу вас и пригляжу, чтобы вы покинули Чарлстон без ущерба для здоровья. Но это зависит от вас, от желания по мере сил исправить причиненное вами зло.
— Что вам нужно? Ради Бога, чего вы хотите? Не мучьте меня!
— Вы меня не знаете, — ответил Лэтимер, — я скажу вам свое имя: меня зовут Дик Уильямс. Я был сержантом у Кекленда.
— Вы никогда им не были! — воскликнул Чини.
Лэтимер многозначительно улыбнулся.
— Для того, чтобы избежать дегтя и перьев, необходимо поверить в это. Убедите себя, что я — Дик Уильямс и был сержантом Кекленда. Мы вместе нанесем завтра визит губернатору, и там вы сделаете то, что я прикажу. Если же поступите по-другому, то за воротами поместья губернатора встретитесь с моими парнями. — И он перешел к подробностям, которым Чини внимал, как зачарованный. — А теперь решайте, как вы поступите, — дружелюбно закончил мистер Лэтимер. — Я не собираюсь ни принуждать вас, ни переубеждать. Я предлагаю альтернативу и оставляю за вами свободу выбора.