Юрий Авдеенко Сколько зим… Повести

ПОСЛЕДНЯЯ ЗАСАДА

Земля лежала под инеем, тонким и чуточку сизым от хмурого рассветного неба, нависшего над горами. Дорога белесой лентой разматывалась вдоль склона, по которому вниз, к оврагу, сбегали каштаны с широкими безлистыми кронами, тоже прихваченные инеем, но не такие светлые, как дорога.

Впереди на взгорке маячило подворье. И дым валил из трубы, пригибаемый ветром к длинной, одетой в железо крыше.

Четверо бойцов красного кавалерийского эскадрона - Иван Поддувайло, Семен Лобачев, Борис Кнут, Иван Беспризорный - ехали на лошадях и вели негромкий разговор.

- Это тот дом, - сказал Поддувайло. Он был старшим группы. - Здесь окрест километров на пятнадцать другого жилья нету. Нужно заслонить егерю путь к югу. Пужнуть его выстрелом в случае чего…

- Верно, - согласился Кнут. - Если он смоется в заповедник, тогда амбец. Тогда можно разматывать портянки и сушить их на солнышке.

- Почему? - пробурчал Лобачев.

- Потому, что Северокавказский заповедник он знает лучше, чем ты свои грабли.

- Некультурное сравнение, - вмешался Беспризорный. - Огрубел ты, Борис. Можно сказать, знает лучше, чем ты свои пять пальцев.

- Это тебе для стихотворений культурные сравнения нужны. А жизнь на них плевать хотела. Она со всякими дружит - и с культурными и с бескультурными.

- Прекратите чепуху молоть, - строго сказал Поддувайло. - Слухайте приказание. Красноармейцы Лобачев и Кнут, ступайте в овраг и как можно швыдче выходите вон к тому карьеру. Ясно? Мы с Беспризорным пойдем прямо в хату…

- Опасно, - заметил Лобачев.

- Все равно вражину брать нужно. Прикрывайте.

Борис Кнут и Семен Лобачев слезли с лошадей.

Было раннее-раннее утро. Дул резкий ветер. Тучи, лохматые и седые, лениво надкусывали горы. И горы стояли без вершин, словно люди без шапок. И тишина была белой и немного сладкой от запаха прелых листьев.

Опустив морду, лошади с большой осторожностью ступали по скользким листьям, под которыми дремал овраг. И голые прутья кустарников мокро хлестали их по ногам и по крупам.

- Как ты думаешь, Семен, - спросил Боря Кнут, - у этого старого паршивца самогон есть?

- Заботы у тебя несерьезные, - ответил Лобачев укоризненно.

Боря Кнут не смутился. И не без хвастовства заявил:

- Я и сам несерьезный. Таким меня папа с мамой сладили.

- Среди людей живешь.

- Люди разные встречаются… Человек, он, понимаешь, Семен, как арбуз. Его же насквозь не видно. Это только в бутылке все ясно и прозрачно.

- Болтун ты, Борис… Уж лучше что-нибудь про любовь бы рассказал, про женское сердце…

- У кого что болит, тот про то и говорит, - усмехнулся Боря Кнут. - Относительно Марии сомневаешься. А ты плюнь на сомнения. К сердцу прислушайся. Там и ответ найдешь. Тем более не спец я по женской части. Женщины любят красивых и серьезных.

Овраг круто уходил вверх. Узкие камни лежали один на другом долгими желтыми пластами.

- Нам здесь не выбраться с лошадьми, - сказал Боря Кнут. - Лошадей привяжем в овраге. Им тут спокойней будет и безопасней. Вдруг тот псих стрелять начнет. Он птица непростая. Связным в банде Козякова был…

Семен Лобачев вздохнул:

- Места, конечно, необжитые. И даже жуткие.

- В том-то и заковырка. Как сказал бы Поддувайло: «Я тебе бачу, а ты мене ни».. Может, старый черт нас давно на мушке держит. И наши молодые жизни от его фантазии зависят.

…Привязав лошадей, они выбрались наверх и, пригнувшись, пошли прямиком к карьеру. Дом егеря Воронина был отсюда на расстоянии полусотни метров. И они хорошо видели, как Иван Беспризорный, вскинув винтовку, присел за забором, а Поддувайло поднялся на крыльцо. Он недолго стучал в дверь. И ему открыла женщина в ярком сине-красном переднике. Он что-то сказал ей, а потом они скрылись в даме. Вскоре в дом пошел Иван Беспризорный. Было впечатление, что Поддувайло позвал его, выглянув в окно.

Семен забеспокоился:

- Может, нечисто там. И помощь наша требуется.

- Не дети они. Знак дадут. Криком или выстрелом.

- Знака нет - все спокойно. Так я понимаю?

- Правильно понимаешь, Семен. Кажется, старый хрен без боя сдался. Или дурака валяет, овечкой прикидывается.

- Закурим?

- Не грех.

Они не успели закурить. Из дома егеря Воронина вышел Поддувайло. Позвал их.

- Взяли? - спросил Кнут.

Поддувайло покачал головой:

- Утек. Старуха, значит, жена евонная, бачила, что в ночь он подался. Собрал жратвы, ружье, патронташ…

- Да, - подтвердила старуха, - собрался как для большого обхода. Только сказал: не жди, а поспешай к дочке в Курганную.

Она произносила слова без страха, но как-то злобно, словно едва сдерживала себя.

- Складно очень говоришь, мать, - прищурился Боря Кнут. - Точно молитву читаешь. А я скажу: обыскать прежде дом следует. Все закоулки, погреба, кладовки проверить.

Лицо у старухи не дрогнуло и взгляд не потускнел. Она продолжала говорить быстро. И все так же - с ожесточением. Точно избавлялась от тяжести.

- Воля ваша. Господь свидетель, правду сказываю. И утруждать себя обыском вам не нужно. Сама покажу. Склад тута есть. С оружием и припасами. На банду мой хозяин работал, чтоб ему, царица небесная, пути не было. Помогите мне горку сдвинуть.

Горка с посудой стояла в первой большой комнате, которая могла считаться и прихожей, и гостиной, и столовой, п залой. Из этой комнаты вправо и влево вели по две двери. Таким образом, в доме имелось пять комнат.

В одной из них, где нежно пахло хорошими духами, Кнут увидел на смятой постели иностранную книгу. И очень удивился, хотя и не понял, на каком языке она написана.

- Чья? - спросил он. - Кто у вас в доме по-буржуазному читает?

- Анастасия.

- Родственница?

- Сам-то велел называть ее племянницей. Только мы в родстве с полковником Козяковым не состоим. Дочкой она ему доводится, - ответила старуха.

- Где же теперь прячется эта Анастасия?

- Ушла. - Хозяйка посмотрела на Борю так, что у него мурашки на спине выступили. Боря винтовку крепче сжал. Семену Лобачеву шепнул:

- Ты выдь, посиди возле дома. А то вдруг нас здесь как котят передавят. Сомневаюсь, что старый черт далеко смылся.

А в это время Поддувайло и Беспризорный возились с горкой. Она была вделана в пол. Закреплена, видимо, на винтах. И хотя трещала, но не