соринку из верхнего глаза, моргнул и снова уставился на директора государственной обсерватории. — Знание — великая сила! Кому, как не грядущим поколениям, осознавать, в каком удивительном мире нам посчастливилось жить?

— Ты правда так думаешь? А если они не примут это знание? А если они будут его отрицать?

— Я полагаю, вполне возможно преподнести им этот материал в форме, которую они смогут воспринять. Над исправлением образовательной программы будут работать лучшие специалисты министерства. Заверяю тебя, министерство с этим справится. И не возражай — решение принято на самом высоком уровне.

— Но… не знаю, не знаю. У нас, в Космологической лаборатории, три сотрудника из пяти свихнулись от таких знаний. Нет, не совсем, конечно! — Директор вытер изо лба пот. — То есть, они вполне адекватны, и их скоро вылечат. Слишком живое воображение, нервы, стресс от открытия… Всё вместе. Вот ты можешь себе представить?.. Трое учёных!

Министр задумался. Психическое здоровье детей — это, конечно, важно. Очень. Но отказаться от тысячелетнего принципа образования — не умалчивать от ребятишек никаких знаний — было просто немыслимо. Нет, об этом не могло быть и речи!..

— Мы все — занятые люди. Мне некогда заниматься наукой, моя задача — и задача вверенного мне министерства — дети. Образование. Воображать невообразимое — это удел специалистов. Твоих специалистов, если не ошибаюсь. Мы же должны разработать такую программу, которая донесёт до детей наработанные вами знания.

— Ладно, не буду спорить. Может, ваши специалисты и правда смогут с этим справиться. Просто… подумайте о подростках ещё раз.

Директор обсерватории спустился из двери. Министр кусочком уха услышал из приёмной звук поцелуя — и резкий шлепок. Хлопнула входная дверь — и, спустя секунду, в кабинет поднялась слегка фиолетовая секретарша, с бумагами на подпись.

* * *

За эти годы Муклиний заметно сдал. Щупальца волочились в дороге, второй и третий глаз слезились и подслеповато щурились. Но мозг работал так же чётко, как и раньше. И ученики любили его по-прежнему. Всё было как всегда.

Кроме одного. Теперь он хотел отключить своё воображение.

— Радиус нашей планеты, от центра до поверхности, составляет шесть тысяч триста килошагов. Объём внешнего пространства, того, где мы живём, составляет около шести триллионов кубических килошагов, — бубнил над доской Суми, будущий бюрократ. — Когда-то Земею считали дустой лепёшкой, но шаросветное путешествие Плицира в пятьдесят шестом веке доказало, что…

Дети молчали и слушали, в нетерпении ожидая конца урока географии. Они знали, что на уроке астрономии им расскажут что-то любопытное.

* * *

— Пять лет назад учёные создали единую теорию поля. — Муклиний, казалось, не знал, как объяснить детям кучу сложных понятий. — Что это за теория — вы узнаете позже, в курсе элементарной физики.

Он шарами ходил в центре аудитории и смотрел на всех учеников вместе — но ни на кого в отдельности. Собственно, своими подслеповатыми глазами он едва мог отличить учеников друг от друга — просто помнил, кто в какой парте сидит.

— Результаты этой теории объяснили все известные физические явления этого мира. Нашего мира. Все. И даже — само его появление! Они объяснили рождение Вселенной…

В объёмных страницах тетрадей появлялись рисунки: схема Большого Взрыва, разлетающиеся на все восемь сторон галактики, образующиеся звёзды и планеты. Дети торопились, не поспевали за речью учителя.

— … Вселенная, и пространство, и время — появились одновременно. Пространство в момент рождения мира было двенадцатимерным! — По арене пронёсся еле слышный шёпот десятков ртов: дети силились представить себе двенадцать координат, и не могли. — Но в считанные мгновения после Большого Взрыва эти двенадцать измерений схлопнулись, сжались до четырёх.

— Вы не можете вообразить эти пропавшие измерения. Если бы мы жили в двенадцатимерном мире, мы просто никогда не сумели бы его обжить — никогда! С жалкими четырьмя координатами и шестью триллионами населения мы заняли едва ли полпроцента внешнего пространства планеты. Какие цивилизации соседствуют с нами? Какие таинственные существа живут в трёх тысячах килошагов к югу? Сколько залежей полезных ископаемых ждут, пока их разведают? Мы, как птенцы, вылетели гашко в космос — но не из-за ресурсов, и не в поисках счастья или иных миров. Мы вывели на круговые орбиты двести шестнадцать спутников связи и успокоились. Заморозили космодромы на ближайшие сто-двести лет. Если бы в нашем мире была ещё хоть одна координата, планеты хватило бы нам навсегда…

Муклиний замолчал. Затем улыбнулся.

— Но знаете что? Мы — счастливчики. Математически доказано, что вероятность появления четырёхмерного мира — порядка одного процента. Тридцать шесть процентов — вероятность мира трёхмерного. А остальное приходится на двух- и одномерный.

Ученики закрыли глаза вовнутрь. Замерли, силясь представить хотя бы трёхмерный мир. Прямо наваждение какое-то: у них ничего не выходило!

— Мы говорим: вниз-вверх, вправо-влево, взад-вперёд, вурад-вмизар. Мы знаем слова «высота», «ширина», «длина», «дуста». Но постарайтесь нарисовать в своём воображении мир — тень нашего, мир-проекцию, мир-миниатюру! Представьте, что всё вокруг схлопнулось в рисунок в этой доске, — он постучал левым щупальцем внутри деревяшки. Подумал, и сказал фразу ещё страшнее, ещё убийственней. — Задумайтесь, как будут выглядеть трёхмерные молекулы!

Слова падали в класс, как камешки вурад очень дустого колодца — ты бросаешь их и ждёшь отзвука, но ничего не слышишь. Ученики пожелтели от мозговых усилий, бились над неразрешимой задачей.

— Наверное, в трёхмерном мире белковые структуры вообще не смогут существовать — у них просто не будет места и возможностей для самоорганизации. А если и смогут — возможности их обладателей будут настолько ущербны, настолько мизерны! И эти бедняги так никогда и не узнают, чего лишились…

— … Закройте один глаз полностью, а два оставшихся — лишь с одной стороны. Должно быть, мир трёхмерных существ выглядит примерно так, как вы сейчас видите наш. Эволюция их Вселенной наверняка приведёт к тому, что у них будет всего по два глаза: этого хватит для визуального определения расстояний. В нашем же мире два глаза — и один наблюдаемый параллакс — недостаточны для того, чтобы метко бросить камень или прыгнуть из ветки в ветку. Мы должны измерять три параллакса вместо одного, чтобы чувствовать расстояние до предметов…

Воистину, знание — сила!

* * *

Муклиний каждый карежный