мне хотелось ещё раз пройти свой жизненный путь, но пройти его по иному, забыть о юношеской сумасбродности и остаться на родине со своей невестой. Однако, что сделано, то сделано и судьбу не переспоришь. Пришло время прощаться. На этом заканчиваю.
Если сможешь, найди мою могилу, проведай своего прапрадеда. Прах моей супруги покоится в её фамильном склепе в имении неподалёку от Петербурга. Я завещал похоронить меня рядом с ней. Надеюсь, время пощадит нашу усыпальницу».
— А ты говорила, что ничего нового мы не узнаем, — упрекнула я подругу, украдкой вытиравшую слёзы, — Зинаида выбрала свой путь. Она вернула нам дневник твоего прапрадеда, каким-то образом заставила своих потомков организовать выставку в Москве и дала мне понять, что я должна вернуться в прошлое.
— Всё это очень хорошо. Теперь бы узнать, что нам делать? — поинтересовалась Женевьева, — я так скучаю без своего Сержа. Как он там?
— Думаю, остаётся только ждать. Вспомни, что было написано в послании от В.Н.
Мы должны навестить антикварный магазин на Арбате и купить там нечто, что нам уже знакомо. Ждём, подруга, ждём. Думаешь, мне самой не интересно узнать, за кого я вышла замуж?
Попали, вновь попали, интересно вот куда?
Дни шли и вот, наконец, пришёл, установленный нам срок. Настало время идти в антикварный магазин. На Арбате, как всегда, сновали многочисленные туристы, разместились уличные художники и торговцы сувенирами. Мы влились в общую толпу и, пройдя мимо «Праги» нашли нужную нам дверь.
Над головой звякнул колокольчик, возвестив владельцев о нашем приходе.
Мы поднялись на второй этаж. За прилавком виднелся молодой человек, перебиравший какие-то вещи на витрине.
— Вас что-то интересует? — оторвавшись от дела, спросил он.
— Можно, мы сначала осмотримся?
— Конечно, проходите. Только зал справа не для посетителей. Извините, там находятся вещи, принесённые на комиссию или же оставшиеся невостребованными в течение длительного времени.
Тут мой взгляд выхватил книгу в красном сафьяновом переплёте в той самой комнате, куда нам вход был запрещён.
— Извините мою наглость, — обратилась я к продавцу, — я тут случайно заметила книгу вон там, на столе, — и указала на нашу находку.
— Какая книга?
— Да вон там, в той комнате.
— Вы о книге в красном сафьяновом переплёте?
— О ней самой.
— Сейчас принесу. Она у нас второй год уже. Никто не обращал на неё внимания, хотя часто спрашивали показать. Книга, к сожалению, написана на арабском, там всего три иллюстрации и уйма пустых страниц. Вы не передумали насчёт покупки?
— Нет, нет, принесите взглянуть.
Вскоре мы разглядывали свою находку. Действительно, текст был написан арабской вязью, и имелось, как и сказал продавец, всего три чёрно-белых иллюстрации, да и те не особо хорошего качества. Я незаметно толкнула Женевьеву, привлекая её внимание.
— Та самая, — стараясь, чтобы меня не услышал молодой человек, шепнула я.
Женевьева понимающе кивнула. Мы продолжили листать книгу, и тут я заметила, что на пустых страницах стали проявляться какие-то надписи. Я поспешно захлопнула книгу.
— Сколько? — задала вопрос изумлённому продавцу.
— Вы всё-таки решили её купить? Напрасно, книга не такая уж и старая. Судя по переплёту, конец девятнадцатого века.
— Так сколько?
— Десять.
— Что десять?
— Тысяч рублей.
Расплатившись, вновь вышли на Арбат и спустились в метро. Дома, раскрыв фолиант, обнаружили надпись на французском. Текст повествовал о том, что во времена Великой французской революции, погибло множество ни в чём не повинных людей.
— К чему бы нам это знать? — спросила Женевьева.
— Смотри, Жэка, кажется, появляется какая-то картинка.
Мы обе уставились на рисунок.
— Боже, это же мы с тобой, а рядом какая-то женщина, — вскрикнула Женевьева.
— Смотри, смотри, тут вроде бы плаха и палач с топором, — обратила внимание подруги на новые детали.
— Машка, а что мы делаем на плахе?
— А я знаю.
Внезапно Женевьева громко чихнула.
— Ты чего?
— Смотри, из книги так и сыплется пыль. Вот я и чихаю.
Тут и на меня напал чих. Меня поддержала и подруга. Минут пять мы не могли остановиться. Захлопнув книгу, отправились в ванную, но были остановлены громким мужским голосом, вещавшим на языке Вольтера и Гюго.
— Мадам, разрешите поинтересоваться, куда это вы направились?
Чихнув последний раз, я обнаружила нас с Женевьевой на помосте, рядом виднелась плаха, мужчина с топором в руках и какая-то старушка в старомодном платье с коротко остриженными волосами. Женевьева как раз подошла к ступенькам, ведущим вниз с помоста. Рядом бушевала разгорячённая толпа людей, одетых в странные костюмы, судя по всему конца восемнадцатого века.
— Где мы? — невольно вырвалось меня.
— Как где? Вас, как врагов революции, приговорили к смертной казни, и сейчас я осуществлю правосудие, — пояснил мужчина с топором, — сударыня, — это уже к Женевьеве, а вас я бы попросил вернуться на место. Вы мешаете работать, и не торопитесь, пожалуйста, вы в очереди третья.
Подруга обернулась и невинно спросила:
— В очереди, это понятно, но вот зачем эта самая очередь выстроилась?
У палача от удивления отвисла челюсть. Жэка тем временем сняла с ноги туфлю на шпильке и запустила ей в палача. Туфля, описав замысловатую дугу, врезалась прямо в лоб мужчины. Тот пошатнулся и, потирая ушибленное место, в недоумении оглядел улюлюкающую толпу. Я, схватив за руку старушку, потянула её за собой. Та не стала упираться и вскоре мы под одобрительные возгласы, окруживших помост людей, покинули сиё негостеприимное место и пустились наутёк. Вслед раздалось:
— Подождите, а как же я?
Оглянувшись, увидела, что палач, так и не выпустив из рук орудия труда, устремился за нами.