Банской Быстрице, Илемницкий все свободное от солдатских обязанностей время проводит в местном исполкоме КПЧ, знакомится там с К. Готвальдом, который в эти годы налаживает распространение словацкой коммунистической печати, начинает публиковать в коммунистических изданиях короткие заметки, статьи, причем пишет их уже на словацком языке. Особый интерес представляет автобиографический очерк «Почему я стал коммунистом», опубликованный в январе 1923 г. Свою взволнованную исповедь, обращенную к молодым пролетариям, Илемницкий заканчивал примечательными словами:

«Сердцем своим я всегда был с вами, товарищи мои, я доподлинно знаю вашу доброту, стремление к правде и волю к действию… Если кто-нибудь спросит, как я стал коммунистом, отвечу: меня сердце к этому привело».

После демобилизации в 1923 г. Илемницкий остался работать в Словакии, согласившись отправиться в один из беднейших ее уголков — на северо-запад, к польской границе, в Кисуце. Он учительствовал на хуторе «У Дея», километрах в десяти от районного центра Чадца, в одноклассной начальной школе, все нехитрое оборудование которой состояло из большой керосиновой лампы, карты Чехословацкой республики да изображения бородатой козы на покрытой плесенью сырой стене. Тощая каменистая земля, узкие плоские пашни, разбросанные по склонам Бескид, заранее не сулящие ничего, кроме чахлого овса да мелкой картошки, — край голода, нищеты, алкоголизма, хронической эмиграции. «Кисуце медленно, но верно вымирают», — писал Илемницкий в газете словацких коммунистов «Глас люду» в 1924 г.

Трагическая кисуцкая действительность красноречивее любых теоретических выкладок убеждала в несправедливости общественных устоев, на которых покоилось здание буржуазной демократии в Чехословацкой республике. Горестным изумлением и возмущением проникнуты статьи, заметки, направляемые Илемницким в периодические издания КПЧ: «Глас люду», «Правда худобы», «Руде право», «Спартак».

Постоянное сотрудничество в коммунистической печати способствовало раскрытию и возмужанию его писательского дарования. Правда, на первых порах две линии — журналистика и художественная проза — почти не пересекаются в его творчестве. В большинстве рассказов 1924—1925 гг. трудно обнаружить что-либо из того, чем действительно жил начинающий учитель в глухом уголке Словакии. Молодому писателю пока представляется, вероятно, слишком узкой сфера его непосредственных впечатлений, не дающая реальной возможности выразить пылкую веру в торжество революции, воспеть реальное революционное действие. Этим, по-видимому, объясняется его обращение к неким универсальным и даже библейским сюжетам: если тема эксплуатации, то в мировом масштабе («О святом Микулаше»), если жизнь простого человека, то в символическом сравнении с судьбой Иисуса Христа («Жизнь Иисуса Христа»)…

Состояние поискового брожения было характерно тогда не для одного Илемницкого. Оно типично для формирующейся пролетарской литературы Словакии, представленной группой молодых писателей-коммунистов, объединившихся вокруг марксистского общественно-литературного журнала «Дав» (1924—1937), — Я. Поничана, Л. Новомеского, В. Клементиса, Д. Окали и др. С 1924 г. Илемницкий становится членом этого содружества, особенно тесно сближаясь с Эдуардом Урксом (1903—1942), молодым критиком-марксистом, впоследствии видным деятелем КПЧ. Как и все «дависты», Илемницкий в это время искренне убежден, что литературу пролетариата следует ковать целиком из нового металла. В духе времени он отдает дань и «рубленой» фразе, и графическому орнаменту, создает цикл «кинематографических» новелл на социально-детективные сюжеты («Жизнь после смерти», «Убийство в аэроплане А-71» и др.). Илемницкий будто испытывает возможности различных экспериментальных приемов, исподволь нащупывая собственный, индивидуальный стиль. Одной из наиболее перспективных тенденций, постепенно намечающихся в его творчестве, становится жанровое сближение очерка и рассказа. Отталкиваясь от реального факта, писатель стремится к созданию обобщенной поэтической картины жизни. Написанные в свободной лирической манере, подобные произведения и послужили непосредственным прологом к роману «Победоносное падение».

Эта первая большая книга Илемницкого была написана стремительно, всего за несколько месяцев (январь — март 1926 г.). Она словно непроизвольно выплеснулась наружу, как только писатель отказался от изобретения экзотических сюжетов и отдался естественной волне давно подстерегавшего вдохновения.

«Мне трудно охарактеризовать конкретные источники «Падения», — признавался Илемницкий в одном из писем несколько лет спустя. — Это были годы, когда я там жил. Все, что с великим изумлением открывал я для себя в горах и на пастбищах, в людях, все поглощалось нетерпеливо и страстно, сливаясь в сплошной поток, в единую материю».

Сотни лет жили люди в деревне по одним и тем же законам, отказывавшим человеку в праве на счастье. Скудная земля, неблагодарный труд, извечная борьба с враждебными стихиями — замкнутый круг бытия… Но ветер перемен долетает все-таки и сюда. В деревню возвращается Матей Горонь. Он прошел по фронтам мировой войны, побывал в плену у русских, был бойцом венгерской коммуны. Стихия революции наложила на него неизгладимый отпечаток. Заплесневелый кисуцкий мир стал ему откровенно тесен. Он тянется к какой-то другой жизни, для него самого еще не ясной, но непохожей на прежнюю. Матей хочет жениться на девушке Магде, которую давно любит. Но законы кисуцкой морали против него. Магда слишком бедна, а отец Матея — второй по зажиточности хозяин в деревне. По настоянию матери Магда соглашается выйти замуж за другого, нелюбимого. Она вся во власти старых представлений о долге и приличиях. Узнав о ее помолвке, Матей в порыве отчаяния и ревности убивает Магду и пытается покончить с собой. Случай дважды спасает его от смерти: он чудом оправляется от тяжелого ранения, потом его оправдывают по суду.

Кисуцкой балладой называют этот роман в словацкой критике. В нем заведомо перекрещиваются различные тенденции художественного освоения жизни: реалистическая, патетико-романтическая, экспрессионистская… Это исповедальное признание писателя в любви к людям, острое сопереживание их тяжкого, несправедливого удела. Человек имеет право на счастье — в этой главной мысли «Победоносного падения» зерно и всего последующего творчества Илемницкого. В захолустной деревне Илемницкий пока еще не находит сил, которые могли бы уже сегодня приняться за сознательное переустройство