сказать, что блуждания Бодо Узе отнюдь не были случаем исключительным. Достаточно хотя бы назвать целую группу писателей, прошедших через искушения фашизма, на собственном опыте познавших его лживый антинародный характер и занявших позднее позиции на левом, революционном фланге общественного движения: Александр Стенбок-Фермор, Рихард Шерингер, Петер Мартин Лампель, Эрнст Оттвальд и др. Эрнст Оттвальд, например, тоже участвовал в капповском путче, был членом «фрайкора» — контрреволюционной военной организации, но затем пришел к коммунистической партии. В автобиографическом романе-исповеди «Спокойствие и порядок» (1929) он рассказал, как фашистам удавалось использовать в своих целях незрелую молодежь.

Мы лучше поймем происшедшее в Германии, если внимательней присмотримся к этим по-своему искренним людям, у которых не хватило именно идейной, политической, духовной зрелости, чтобы разобраться в событиях и сразу найти верный путь. Об экономических, социально-политических предпосылках успеха гитлеровской пропаганды немало написано. Опыт людей, подобных Бодо Узе, позволяет, однако, понять и другое: каким образом некоторые сумели освободиться от наваждения, причем достаточно рано, когда фашизм еще не проявил себя во всех своих крайностях.

Этот сложный процесс — процесс прозрения — тоже можно рассматривать с разных сторон, и социально-психологический аспект здесь, думается, не менее важен, чем аспект чисто политический или экономический. Да, в таких делах очень много значат и чисто личные, человеческие качества. Такие, например, как внутренняя честность, позволявшая смотреть в глаза жизненной правде и не игнорировать ее расхождений с разглагольствованиями партийных пропагандистов, как простая человеческая порядочность, требовавшая делать выводы, порой беспощадные, нелестные для самого себя. И не в последнюю очередь — мужество, чтобы пойти наперекор недавним единомышленникам, отказавшись от уже наметившейся карьеры — навстречу опасности, весьма реальной.

Для Бодо Узе путь к прозрению оказался отчасти связан с крестьянским движением, свидетелем которого он стал, работая в Итценхо (Шлезвиг-Гольштиния). Выступления крестьян начались с чисто экономических требований, но под влиянием радикальных лидеров скоро приняли крайние формы: во многих местах отказывались платить налоги, а в 1928 году начали рваться и первые бомбы. (Отголоски этих событий нашли отражение в переведенном у нас романе Ханса Фаллады «Крестьяне, бонзы и бомбы».) Звучали и националистические лозунги — крестьян беспокоил импорт сельскохозяйственной продукции. Гитлеровцы, на словах заигрывавшие с крестьянами как с истинными «людьми почвы», носителями исконных «германских ценностей», из тактических соображений не поддержали «бунтовщиков» — им в данный момент нужно было подчеркнуть «легальность» своих методов борьбы за власть. Но Бодо Узе не захотел считаться с политической тактикой.

«Я видел лица тысяч людей на собрании…, — пишет он, — и мне впервые открывались экономические причины политического движения, лишь затуманенные здесь идеалистическими лозунгами».

Для крестьян речь шла о борьбе за существование, об улучшении условий жизни. На страницах шлезвиг-гольштинской газеты «Тагесцайтунг», которую он редактировал, Бодо Узе помещает ряд статей, где выражает симпатию к этой борьбе, сближается с некоторыми крестьянскими вожаками. Последовал окрик партийного руководства: от редактора потребовали изменить характер публикаций. Бодо Узе проявил строптивость. В 1930 году он порывает с нацистской партией и уезжает в Баварию.

У событий есть своя логика: выбор пути определяет дальнейшее развитие. Бодо Узе становится видным деятелем крестьянского движения, начинает сотрудничать с компартией. В 1932 году на Всегерманском съезде крестьян его избирают секретарем Всегерманского крестьянского комитета. Он выступает как публицист, издает в Мюнхене журнал «Крестьянские письма». Приход нацистов к власти в январе 1933 года заставляет его перейти на нелегальное положение — угроза для жизни была более чем реальной. В апреле Бодо Узе покидает Германию, попадает в Париж, сотрудничает в немецкой эмигрантской газете «Паризер Тагесцайтунг», сближается с другими антифашистами. Один из них, знаменитый писатель Эгон Эрвин Киш, ставший со временем его ближайшим другом, «чуть ли не насильно», как говорил потом Бодо Узе, заставил его взяться за литературу: он убедил товарища описать свой непростой жизненный опыт, который мог оказаться поучительным для многих. Так возникла книга «Наемник и солдат». Она была опубликована в 1935 году в Париже и Москве и привлекла к себе внимание, несмотря на некоторые очевидные литературные слабости (Людвиг Ренн, например, не без оснований упрекал ее в «журналистской скорописи»). То был вообще знаменательный для Бодо Узе год: в 1935 году он вступил в коммунистическую партию. И в том же году в маленьком номере парижского отеля «Le Home Joli» начал работать над книгой о лейтенанте Бертраме.

По первоначальному замыслу весь роман должен был называться «Каникулы между двумя войнами» и ограничиваться описанием событий, которые составляют сейчас его первую часть. В марте 1935 года Гитлер восстановил в Германии обязательную воинскую повинность — это означало открытый курс на вооружение и подготовку к новой войне. Бодо Узе хотел показать, что представляет собой набирающий силу вермахт, рассказать об идеологической, психологической атмосфере в стране — и об усиливающемся сопротивлении фашизму. Для своей работы он использовал фашистские газеты и журналы, сборники служебных предписаний германского вермахта, книги по военной истории (среди его источников были, например, письма Клаузевица жене). Но не в меньшей мере, чем источники, писатель, конечно, использовал собственные жизненные впечатления.

Лейтенант Бертрам мог быть одним из тех юнцов, судьбы которых только начинались в романе «Мы, сыновья»:

«Дорога, которую жизнь открывала перед ним, всегда была очень уж узкой… Всегда он жил стесненный, подавленный… Его отец, капитан подводной лодки… погиб вместе со своей лодкой в последний месяц войны где-то на Средиземном море… Бертрам рос сиротой в побежденной стране. Пенсия, которую мать получала за погибшего отца, была более чем скудной. Ей приходилось подрабатывать, чтобы он мог учиться. Она шила. Так были добыты средства на его обучение, а затем и та сумма, которую он должен был внести при поступлении на военную службу».

Автор прослеживает судьбу Бертрама на протяжении нескольких