пялится на прижатую к животу ладонь и пытается поверить, что это не та самая ладонь. Крупная, не особенно изящная, с подчёркнуто узловатыми пальцами и немного деформированным ногтем на указательном.

Сэхун закрывает глаза, считает до десяти, открывает и смотрит. Ладонь всё там же и всё та же. И от этой ладони по телу растекается тепло. Сэхун плюхается на спину и смотрит в потолок, по которому скользят тени дельфинов. В мышцах — приятная слабость и сладкая истома, бёдра и ягодицы немного ноют, но это тоже приятно и сладко.

Сэхун, поколебавшись, тянет за край одеяла. Сначала видит взлохмаченные тёмные волосы, потом — смуглую шею и широкие плечи, усыпанные глубокими царапинами. Свежими. Разглядывает лопатки и гибкую спину, пока окончательно не стаскивает одеяло. У Кая в самом деле длинные ноги и твёрдые даже на вид ягодицы. Тихо вздохнув, он копошится и приподнимается на левом локте, чтобы посмотреть на Сэхуна сквозь завесу из длинной чёлки. Его губы кажутся ещё более чувственными и яркими, чем прежде. И Сэхун догадывается, что виной тому множество поцелуев. При мысли, что Кай целовался с ним, Сэхуну становится жарко сразу везде. В висках начинает стучать — с навязчивостью и оглушающей громкостью. И стучит так невыносимо, что Сэхун бросает ладонь Каю на затылок и тянет к себе, на себя. Потому что он не помнит вкус этих губ, но хочет вспомнить.

Каю не нравится, когда он прикусывает нижнюю губу, и Сэхун проводит по ней языком. Извинение принято, и они продолжают. Сэхун лениво думает, что целоваться с Каем — это как греться на солнце. Тепло, сладко, томно, но если забыть об осторожности, то можно сгореть с головы до ног. Но Сэхун хочет сгореть. Ведёт языком по царапинам на плече и раздвигает ноги, едва меж ними толкается колено, обдавая соблазнительной щекоткой кожу на внутренней стороне бедра. Кай ещё и трётся коленом, заставляя Сэхуна глухо мычать от нестерпимо возбуждающей щекотки, когда густые волоски дразняще тревожат такое чувствительное место. А потом они оба превращаются в тот самый полосатый коктейль, и Сэхун с силой сжимает жёсткие бока Кая коленями, не позволяя отстраниться и выйти из него.

Кай горячий, и Сэхуну нравится, как его много. Внутри. Просунув руку между ними, Сэхун касается пальцами основания члена, обхватывает и довольно жмурится, оценив толщину. Задыхается от лёгкого толчка и поспешно бросает ладони на липкую от пота сильную шею. Губы горят от частых шумных выдохов Кая. Или, быть может, от не менее частых поцелуев. Кай уворачивается и отстраняется всё-таки, почти выходит, но возвращается с глубоким толчком. Сэхун глухо стонет, прижавшись губами к твёрдому подбородку. Ощущает себя открытым и наполненным, пытается совладать с непроизвольной пульсацией внутри, но не может. Ладони бессильно скользят по шее и плечам, а ключицы под пальцами слишком идеальны, чтобы убрать от них руки.

Кай двигается быстро и сильно. И Сэхуну нравится видеть закушенную губу и горячий блеск из-под густых ресниц. Нравится, что Кай не может сдерживаться. Нравится быть желанным. И нравится, что Кай умеет это — дать почувствовать себя настолько желанным.

Они ни черта не знают друг о друге, но обоим сейчас хорошо. Оба чувствуют без слов и указаний, что именно нужно им. Оба угадывают желания друг друга без труда. Стоит Сэхуну запрокинуть голову, и влажный язык тут же скользит по шее, губы жарко ласкают ключицы и грудь, пока он сжимает меж пальцами непослушные тёмные волосы и подаётся бёдрами навстречу быстрым толчкам, впитывает их в себя без остатка. После горячие ладони сжимают до лёгкой боли его ягодицы, а он проходится языком по кромке ушной раковины, притянув к себе голову Кая. Покусывает маленькую мочку и снова ведёт языком, чтобы попытаться скользнуть внутрь.

Кровь под кожей напоминает раскалённую лаву и пульсирует в такт резким движениям. Сэхун не представляет, насколько горячо на солнце, и сколько там тысяч градусов по Цельсию или Фаренгейту, зато точно знает, что внутри него ещё горячее, и нужно совсем чуть-чуть, чтобы разлететься снопом искр в грядущей абсолютной пустоте. Он не слышит больше ни собственных стонов, ни сплетённого на двоих дыхания, потому что тонет где-то в Марианской впадине и вместе с этим горит. Но ему хочется плакать от острого ощущения жёстких ладоней на собственных бёдрах, от раздвигающего эластичные стенки внутри крепкого члена, прижимающегося к нему горячего тела, настойчивых губ и сбивчивого и неразборчивого шёпота на двоих.

Реальность стирается всего в один крошечный миг. Вся. Это как умереть и заново родиться. Или стать чистым листом. Полная перезагрузка системы. Все тоскливые мелочи далеко-далеко позади, вырваны из памяти и лишены смысла.

Сэхун тихо лежит под Каем и невесомо проводит пальцами по резко очерченным скулам, по щекам, пьёт с чувственных губ сбитое дыхание и лёгкие поцелуи, как из тёплых ладоней талый снег, и не может вспомнить неделю, что уже осталась в безразличном прошлом. Да и не хочет вспоминать, чтобы не разбить хрупкое мимолётное счастье. Сейчас он счастлив, и это самое главное. Всё, что было или будет потом, пока не имеет значения.

— Прости… про защиту в этот раз… забыл… — едва слышно винится Кай, пытаясь отстраниться. Сэхун не пускает и прикрывает глаза, упиваясь близостью. Ему всё равно, потому что это он не дал времени Каю, чтобы позаботиться о защите. Вообще Сэхун не любитель секса без защиты, но при мысли, что Кай кончил в него, он испытывает необъяснимое возбуждение. И ещё ему кажется, что он украл кусочек Кая себе. Насовсем. Но Сэхун не может объяснить, почему это вызывает прилив радости.

+++

Второй раз он просыпается уже один. Его завернули в одеяло, одежду аккуратно повесили в гостиной на спинку стула, убрали все следы, поставили в прихожей утреннюю корзину с продуктами на низкую тумбочку, а дверь плотно прикрыли. Сэхун на всякий случай выглядывает за дверь, но на крыльце никого, как и на улице. Потом находит в корзине бланк со счётом и напряжённо вспоминает, когда ему вносить ежемесячную оплату за утреннюю доставку продуктов. Через неделю, кажется. После он крутит бланк в руках, но не находит послания от Кая. Зато находит в спальне забытый пакет с белым медвежонком и скомканным шарфом. Шарф пахнет Каем. Запахи снега, соли и лимона смешиваются и будоражат кровь жаром.

Запахи их ночи.

========== Кусь 2. Трындец крепчал и набирал обороты ==========

Комментарий к Кусь 2. Трындец крепчал и набирал обороты

Доброй ночи, котики