Дэниэлс”, угрозу можно было счесть вполне серьёзной и опасной для здоровья. Ну и ты выглядел таким милым и беззащитным, что устоять было невозможно. Ну а когда уже в кровати ты начал работать пальцами у меня на глазах… — Чонин умолкает, закусив губу. В блестящих глазах бушует пожар. — Ещё ты бормотал, что я неприлично красивый, что ты влюбился и даришься мне насовсем, потому что без меня умрёшь в муках. Всё это в сочетании с пальцами между твоих ног оказалось слишком сильным потрясением для моей тонкой натуры. Кажется, с той ночи я малость поехал крышей…

Сэхун целую минуту без особого успеха пытается отлепить ладонь от лица, но она, похоже, прилипла навеки. Глухо бормочет, что в жизни больше не возьмёт в рот ничего крепче чая.

— Не переживай так. Лишь бы в удовольствие. А пьяный ты очаровательный до безобразия. Трезвый, впрочем, тоже. Какие у тебя планы на сегодня?

— Выходной, какие ещё планы? — Сэхун затихает в коконе из одеяла ненадолго, а после с лёгким смущением спрашивает: — Может, ты всё-таки развернёшь свой подарок, Кимбаку-бой?

Чонин пахнет пушистым снегом, солью и лимоном, а в его улыбке яркими красками играет рождественское утро. И Сэхун со странной убеждённостью думает, что быть любимым таким человеком в самом деле счастье, тёплое и уютное. А подлинная свобода — это когда ты знаешь, кто ты, где твоё место, и выбирать уже просто не нужно.

Достаточно верить.

Возьми меня, если я тебе нужен,

Скажи мне, что любишь ты только меня,

Скажи всё, что хочешь, — это неважно:

Сейчас все мои чувства лишь для тебя.

(с) Ya Habibi Yalla