— Ее удочерят, — с убеждением возразил я. — Отпусти ее.
— Ее время вышло! — отрезала она. Затем, помолчав, язвительно добавила: — И твое тоже. Но…
Она осеклась и пристально всмотрелась в мое лицо. Ее страшные глаза, казалось, сверлили мне мозг. Я начал задыхаться от боли в груди. Именно так, от предчувствия неминуемого краха, щемило мне сердце всю долгую дорогу от поезда к вокзалу.
Наконец, она отвела от меня горящий глаз и, негромко пояснила:
— Ты еще можешь спасти ее, если… если займешь мое место.
— Твое место? — с ужасом переспросил я, невольно отступая от нее.
— Цена непомерно велика, — голос Смотрителя заставлял трепетать мою душу. — Цена ее спасения — вечность. Если ты готов вечно скитаться по перрону, бродить по залу ожидания, а в дни беды стоять здесь под табло на посту, чтобы принимать потерянные души, девочка останется жить, а я, наконец-то, обрету покой.
Она замолчала, но, через секунду, глухо уронила:
— Подумай.
Малышка забеспокоилась в моих руках, и я крепко прижал ее к себе, чувствуя, как ее слабенькое тельце начинает терять тепло. Еще минута и она остынет. Навсегда.
— Я согласен! — выпалил я и в тот же миг мои руки опустели, а здоровый оглушительно-громкий плач грудного ребенка перекрыл шумный гул зала.
— Девочка жива! Она жива! Чья она? Есть, кто из родителей? — закричал один из медиков, высоко на руках поднимая новорожденную.
Я слышал эти радостные возгласы и чувствовал, как кровь в моих жилах резко замедлила движение, сердце натужно отбило два слабых затухающих удара. Еще секунда и последний вздох слетел с моих одеревеневших губ.
Я посмотрел на свои руки. Они стали прозрачны и светились серебристым светом, как у призраков.
— Пора прощаться, — прогудела Харон.
— Подожди, — остановил я ее, жадно вглядываясь в людей, столпившихся вокруг врача с малышкой. — Они ищут ее родителей.
— Ее мать погибла, я видел, — тут же нашелся очевидец. — Там такая деваха была, пробу некуда ставить.
И тут, перекрыв даже плач малютки, раздался истошный крик моей знакомой с красным платком на шее:
— Это моя девочка! Она моя! Моя дочь!
Расталкивая людей, она протиснулась к женщине-медику, а та, отдав ей ребенка, ядовито бросила:
— Вот и хорошо. Наконец-то, нашлась мамаша. Вспомнила о ребеночке!
Моя знакомая судорожно прижала к себе кричащий, шевелящийся комок одеяла и еще раз повторила:
— Это моя доченька.
Ее усадили на скамью, наперебой предлагая ей свои услуги. Она сидела и плакала, одной рукой укачивая нареченную дочь, другой, обнимая сына. Слезы текли из ее глаз, капая на одеяльце малютки и на макушку старшего ребенка. Затем она подняла глаза, и на миг мне показалось, что наши взгляды встретились.
— Прощай, — прошептал я ей. — Прощайте все.
— Пора, — еще раз напомнила Харон. — Слышишь звон колокола?
Только сейчас я понял, что все это время, что я искал потерянные души, в моей голове звучал погребальный набат, призывая души умерших.
Харон прошла сквозь стену вокзала, и я последовал за ней, понимая, что теперь для меня не существует преград. Мы очутились у места катастрофы. На рельсах стоял новенький состав, источая в темноте волны серебряного света. Высоко в небе ярко горела огромная звезда.
— Нам туда, — показала Смотритель на звезду и стала медленно подниматься в ближайший вагон. Остановившись на ступеньках, она повернулась и строго наказала: — Теперь ты Харон. Тебе спасать потерянные души. Навечно.
Как только она произнесла эти слова, колокольный звон утих. Все были в сборе. Их было много: мужчин и женщин, молодых и пожилых. Ни одного ребенка среди них не было, я спас их всех. Лица пассажиров не были напуганными или бесстрастными, как в нашем страшном походе от поезда к вокзалу. Нет, они были спокойными. Я смотрел им в глаза и мысленно с ними прощался.
Призрачный поезд тронулся, высекая слепящие серебряные брызги из-под колес. Он быстро набирал скорость и в какой-то момент вдруг сошел с рельс и полетел в небо.
Задрав голову, я смотрел на него, смаргивая непрошеные слезы. Упокой, господи, их души…
Когда призрачный состав слился со звездой и все погрузилось во тьму, я вспомнил, что так и не нашел своего мертвого тела, я так и не узнал, что меня убило в этом страшном крушении. Хотя… о чем это я? Время у меня есть. Впереди у меня целая вечность.