оглядывая ее целиком.

Этот осмотр длился считанные секунды, но у девочки осталось почти осязаемое ощущение, что он за это время успел разобрать ее на молекулы и теперь точно знает, как она выглядит не только снаружи, но и внутри, а также о чем думает и что чувствует. Веявший от инкатора холод пробрал Юлиану до самых костей, и ее хрупкое тело покрылось мириадами мелких неприятных мурашек.

Кустистые брови Карминского угрюмо сдвинулись, а тонкие, почти сливающиеся по цвету с кожей губы плотно сжались. Он оторвал от нее свой тяжелый взгляд и через силу поклонился королю, а потом принцу.

- Рад приветствовать вас, Ваше величество! И вас, Ваше высочество. Это и есть моя ученица?

В его голосе слышалось нескрываемое пренебрежение, и девочка поняла, что сильно не понравилась ему. Она снова встретилась с ним глазами и едва не согнулась, такая тяжесть на нее навалилась. Должно быть, именно так себя чувствует попавший под завал человек, подумала она. Ей пришлось приложить титанические усилия, чтобы выдержать этот взгляд, так и хлеставший ее враждебностью и неприятием.

Король лучезарно улыбнулся, не обратив никакого внимания на мрачный вид Карминского.

- Да, Эдмунд, ты прав! – жизнерадостно сказал он. - Это она, та самая девушка, из которой ты сделаешь первую в мире женщину-инкатора!

Лицо старика скривилось так, будто у него по губам проползло омерзительное насекомое.

- Можно вас на пару слов, Ваше величество? – сухо проскрипел он.

Оберон повернулся к сыну и застывшей каменной глыбой девочке, и указал им на вход в академию.

- Ребятки, вы пока осмотритесь внутри, а мы скоро к вам присоединимся!

Тони прекрасно понимал как не по себе сейчас Юлиане, и как ей страшно приблизиться к грозному инкатору хоть на шаг, поэтому взял за руку и силком потащил ее в холл здания. Зная Карминского с младенчества, он давно привык к нему, как заклинатель змей привыкает к кобре, хотя и не забывал об осторожности. Инкатора прозвали в народе Жнецом за его частые кровавые жатвы, и принц точно знал, что это меткое прозвище он получил заслуженно.

Эдмунд нехотя посторонился, пропуская их внутрь, и пошел по ступенькам вниз вслед за королем.

Отдалившись от здания метров на двадцать, Оберон прислонился спиной к развесистому клену, укрывавшему своей тенью траву от августовского жара. Карминский остановился напротив него, буравя монарха злым взглядом.

- Прекрати сверлить во мне дырки, Эдмунд, я не четырнадцатилетняя девочка, и на меня твои фокусы не действуют! – сбросив с себя притворное добродушие, проговорил король. - Мог хотя бы поздороваться с ней! Так нет, ты же так боишься показаться вежливым!

- Этой пичужке здесь не место! - отрезал тот. - Лучше отведите ее в институт благородных девиц или в художественную школу. В балетный кружок, наконец, но только не сюда!

- Где ее место буду решать я, а не ты! - жестко заявил Астарот. - Твое дело - беспрекословно выполнять мои приказы! И если я сказал, что ты сделаешь из нее инкатора – ты это сделаешь, наступив на горло всем своим "не хочу"!

- Вы хоть сами понимаете, о чем говорите? Женщина – инкатор! Это просто смешно!

- Вот и замечательно, посмейся! – обрубил король. – А то у тебя давно проблемы с юмором!

Эдмунд смирил клокотавший внутри гнев и попробовал воззвать к монаршему благоразумию.

- Я понимаю, что вы не оступитесь от своей безумной затеи, но подумайте об этой девочке! Вы как-то говорили мне, что она вам дорога почти так же, как сын, так за что же вы обрекаете ее на сугубо мужскую профессию? Вы же знаете, что за жизнь у инкаторов! У нее никогда не будет ни друзей, ни семьи, потому что все будут шарахаться от нее, как от чумы! Ее никто не полюбит! Она не узнает радости материнства! И единственный букет, который она получит в жизни, будет состоять из ее несбывшихся надежд, завернутых в целлофан разочарований! Такой жизни вы хотите для своей любимицы?!

- У нее будет сила и власть, а это куда лучше, чем слюнявые поцелуи поклонников и грязные подгузники горластого младенца! - возразил Оберон.

- Да! Сила и власть у нее, конечно, будут! Ведь вы позаботитесь об этом, даже если она окажется полной бездарностью, абсолютно несоответствующей высочайшим инкаторским стандартам! – саркастически признал Карминский. – А еще у нее будет изломанная психика и лютая ненависть к вам за то, что вы лишили ее не только нормальной жизни, но и детства! Ей всего четырнадцать! Дайте ей хотя бы школу закончить!

Король тряхнул ногой, сбрасывая запрыгнувшего на нее кузнечика.

- По интеллекту она давно превосходит среднестатистического выпускника ВУЗа, - сказал он. - Так что не бойся, азбуке учить тебе ее не придется!

Карминский резко втянул носом воздух, заставляя себя успокоиться.

- Хорошо! – глухо согласился он. - Только о последствиях вашего решения я вас предупредил! Так что потом не предъявляйте мне претензий, если в один прекрасный день предохранители в ее нежных девичьих мозгах сгорят от нервного перенапряжения, и она повесится или выпрыгнет из окна!

Оберон нахмурился.

- Без твоей помощи она этого не сделает, Эдмунд, у нее крепкая психика! Но боже тебя упаси намеренно ее до этого довести или причинить ей физический вред: тысячу раз об этом пожалеешь! –пригрозил он.

Карминский презрительно дернул плечом.

- Даже не собирался! А вот о крепости ее психики рано говорить. Может быть, она и не тревожится из-за сломанного ногтя или недовольного взгляда подружки, но инкаторская работа – серьезное испытание даже для видавших виды циников! Это другой уровень переживаний! Я никогда не отличался сентиментальностью, и то первые два года частенько был на грани умопомешательства!

Король недовольно поморщился. Всякий раз, когда его что-то бесило, кровь начинала бить ему в голову мощными толчками, будя чутко спавшее раздражение. Вот и сейчас перед его глазами потемнело, и ему непреодолимо захотелось наорать на прекословящего ему помощника. Но он сдержал свой порыв, потому что ссориться с инкатором не хотел - при всей своей желчности старик был для него бесценен и незаменим. Кроме того, Оберону не хотелось омрачать такой знаменательный для себя день бесполезным скандалом.

- Она – особенный ребенок, Эдмунд! – сказал он. - Если бы ты знал ее мать, то понял, насколько обоснован мой выбор! Она еще тебя сто раз переплюнет!

- Меня? Бред сумасшедшего! - фыркнул Карминский.

- Увидишь! А сейчас сделай одолжение – заткнись, пока у меня голова не взорвалась от давления!

- Ничего не имею против вашей смерти: тогда мне, по крайней мере, не придется тратить семь лет своей