between brothers or sisters and slowly ripen till they burst, on the occasion of a marriage perhaps, or of some good fortune happening to one of them, kept them on the alert in a sort of brotherly and non-aggressive animosity. Скрытая зависть, та дремлющая зависть, которая почти неощутимо растет между братьями или сестрами до возмужалости и внезапно прорывается при женитьбе или особой удаче одного из них, заставляла обоих держаться настороже и подстрекала на беззлобное соперничество. They were fond of each other, it is true, but they watched each other. Конечно, они любили друг друга, но в то же время ревниво следили один за другим. Pierre, five years old when Jean was born, had looked with the eyes of a little petted animal at that other little animal which had suddenly come to lie in his father's and mother's arms and to be loved and fondled by them. Когда родился Жан, пятилетний Пьер с неприязнью избалованного звереныша смотрел на другого звереныша, неожиданно появившегося в объятиях отца и матери, окруженного любовью и лаской. Jean, from his birth, had always been a pattern of sweetness, gentleness, and good temper, and Pierre had by degrees begun to chafe at ever-lastingly hearing the praises of this great lad, whose sweetness in his eyes was indolence, whose gentleness was stupidity, and whose kindliness was blindness. Жан с детских лет был образцом кротости, доброты и послушания, и Пьер с раздражением слушал беспрестанные похвалы этому толстому мальчугану, кротость которого казалась ему вялостью, доброта -- глупостью, а доверчивость -тупоумием. His parents, whose dream for their sons was some respectable and undistinguished calling, blamed him for so often changing his mind, for his fits of enthusiasm, his abortive beginnings, and all his ineffectual impulses towards generous ideas and the liberal professions. Родители их, люди непритязательные, мечтавшие о почтенной, скромной карьере для своих сыновей, упрекали Пьера за его колебания, увлечения, за безуспешные попытки, за все его бесплодные порывы к высоким идеям и мечты о блестящем поприще. Since he had grown to manhood they no longer said in so many words: С тех пор как он стал взрослым, ему уже не твердили: "Look at Jean and follow his example," but every time he heard them say "Смотри на Жана и бери с него пример". Но каждый раз, когда при нем говорили: "Jean did this-Jean does that," he understood their meaning and the hint the words conveyed. "Жан поступил так, Жан поступил этак", -- он хорошо понимал смысл этих слов и скрытый в них намек. Their mother, an orderly person, a thrifty and rather sentimental woman of the middle class, with the soul of a soft-hearted book-keeper, was constantly quenching the little rivalries between her two big sons to which the petty events of their life constantly gave rise. Мать их, любящая порядок во всем, бережливая, несколько сентиментальная женщина, которая провела всю жизнь за кассой, но сохранила чувствительную душу, постоянно сглаживала соперничество, то и дело вспыхивавшее между ее двумя взрослыми сыновьями из-за всяких житейских мелочей. Another little circumstance, too, just now disturbed her peace of mind, and she was in fear of some complications; for in the course of the winter, while her boys were finishing their studies, each in his own line, she had made the acquaintance of a neighbour, Mme. Rosemilly, the widow of a captain of a merchantman who had died at sea two years before. Вдобавок с недавних пор ее смущало одно обстоятельство, грозившее разладом между братьями: этой зимой, когда ее сыновья заканчивали образование в Париже, она познакомилась с соседкой, г-жой Роземильи, вдовой капитана дальнего плавания, погибшего в море два года тому назад. The young widow-quite young, only three-and-twenty-a woman of strong intellect who knew life by instinct as the free animals do, as though she had seen, gone through, understood, and weighted every conceivable contingency, and judged them with a wholesome, strict, and benevolent mind, had fallen into the habit of calling to work or chat for an hour in the evening with these friendly neighbours, who would give her a cup of tea. Молодая, даже совсем юная вдова, -- всего двадцати трех лет, -- была неглупа и, видимо, постигла жизнь инстинктом, как выросший на воле зверек; словно ей уже пришлось видеть, пережить, понять и взвесить все жизненные явления, она судила о них по-своему -- здраво, узко и благожелательно. Г-жа Роземильи имела обыкновение заглядывать по вечерам к гостеприимным соседям, поболтать за рукоделием и выпить чашку чаю. Father Roland, always goaded on by his seafaring craze, would question their new friend about the departed captain; and she would talk of him, and his voyages, and his old-world tales, without hesitation, like a resigned and reasonable woman who loves life and respects death. Мания разыгрывать из себя моряка постоянно подстрекала Ролана-отца расспрашивать новую приятельницу об умершем капитане, и она спокойно говорила о нем, о его путешествиях, о его рассказах, как покорившаяся судьбе рассудительная женщина, которая любит жизнь и с уважением относится к смерти. The two sons on their return, finding the pretty widow quite at home in the house, forthwith began to court her, less from any wish to charm her than from the desire to cut each other out. Оба сына, возвратившись домой и увидев хорошенькую вдову, часто навещавшую их, тотчас же стали за нею ухаживать, не столько из желания понравиться ей, сколько из чувства соперничества. Their mother, being practical and prudent, sincerely hoped that one of them might win the young widow, for she was rich; but then she would have liked that the other should not be grieved. Матери, женщине осторожной и практичной, очень хотелось, чтобы один из них добился успеха, -- молодая вдова была богата, -- но она желала, чтобы другой сын не был этим огорчен. Mme. Rosemilly was fair, with blue eyes, a mass of light waving hair, fluttering at the least breath of wind, and an alert, daring, pugnacious little way with her, which did not in the least answer to the sober method of her mind. Госпожа Роземильи была блондинка с голубыми глазами, с венком непокорных завитков, разлетавшихся при малейшем ветерке; во всем ее облике было чтото бойкое, смелое и задорное, что отнюдь не соответствовало уравновешенному и трезвому складу ее ума. She already seemed to like Jean best, attracted, no doubt, by an affinity of nature. Она, казалось, уже отдавала предпочтение Жану, к которому ее влекло сходство их натур. This preference, however, she betrayed only by an almost imperceptible difference of voice and look and also by occasionally asking his opinion. Правда, предпочтение это проявлялось только в едва заметных оттенках голоса, в дружелюбных взорах и в том, что она нередко прибегала к его советам. She seemed to guess that Jean's views would support her own, while those of Pierre must inevitably be different. Она, казалось, угадывала, что мнение Жана только подкрепит ее собственное, между тем как мнение Пьера неизбежно окажется противоположным. When she spoke of the doctor's ideas on politics, art, philosophy, or morals, she would sometimes say: Говоря о взглядах доктора, об его политических, моральных, артистических, философских воззрениях, ей случалось называть их: "Your crotchets." "Ваши бредни!" Then he would look at her with the cold gleam of an accuser drawing up an indictment against women-all women, poor weak things. Тогда он смотрел на нее холодным взором судьи, обвиняющего женщин, всех-женщин, в духовном убожестве. Never till his sons came home had M. Roland invited her to join his fishing expeditions, nor had he ever taken his wife; for he liked to put off before daybreak, with his ally, Captain Beausire, a master mariner retired, whom he had first met on the quay at high tides and with whom he had struck up an intimacy, and the old sailor Papagris, known as Jean Bart, in whose charge the boat was left. До приезда сыновей старик Ролан ни разу не приглашал г-жу Роземильи на рыбную ловлю и никогда еще не брал с собою жены; он любил выходить в море до восхода солнца, со своим другом Босиром, отставным капитаном дальнего плавания, с которым познакомился в порту в час прилива, и со старым матросом Папагри, по прозвищу