пользой, как это подобает дочери короля Друпада, правителя Панчаала, одного из самых богатейших королевств на материке Бхарат.

Эта история побуждала меня придумывать себе необычные имена: Наследница мести, Нежданная, но Дхаи-ма только разводила руками на мою склонность все драматизировать, называя меня «Девочка, которую никто не ждал». Кто знает, возможно, она была права, в отличие от меня.

В один из зимних дней Дхаи-ма, сидя в позе лотоса, освещенная едва пробивающимся сквозь оконную щелку солнечным светом, сказала:

— Когда твой брат, родившись из священного огня, ступил на холодные каменные плиты залов дворца, все собравшиеся вскрикнули от изумления.

Дхаи-ма шелушила горох. Я наблюдала с завистью за ее быстрыми, подобно вспышкам молнии, движениями пальцев. Мне хотелось помочь ей, но у Дхаи-ма были свои особые представления о том, что можно делать принцессе, а что нет.

— Мы не успели и глазом моргнуть, — продолжала она, — как ты появилась из огня. Все остолбенели. Было так тихо, что можно было услышать пуканье комнатной мухи.

Я напомнила ей, что мухи не издают подобных звуков.

Она искоса посмотрела на меня и лукаво улыбнулась:

— Дитя, вещи, о которых ты не знаешь, заполнят молочный океан, где спит повелитель Вишну, и перельются через его края.

Я посчитала себя оскорбленной, но мне хотелось услышать историю до конца, поэтому я попридержала язык. И через мгновение Дхаи-ма продолжила рассказ.

— Все — твой отец, сотня приглашенных им в Кампилию жрецов, возглавляемых прозорливыми Яхой и Упаяхой, королевы, посланники и, конечно же, слуги — молились в течение тридцати дней, от восхода до заката солнца. Мы также воздерживались от пищи. Нельзя сказать, чтобы у нас был выбор, каждый вечер мы ели одно и то же: рис, вымоченный в молоке. А царь Друпада не ел даже этого. Он только пил воду, которую приносили из священной реки Ганг для того, чтобы боги чувствовали себя обязанными ответить на его молитвы.

— Как он выглядел?

— Он был тонок и крепок, как острие палаша. Можно было пересчитать все его косточки. Его глубоко посаженные глаза сверкали, словно черные жемчужины. Он едва держал голову, но конечно же не снимал корону, без которой его никто никогда не видел, включая его жен. И я слышала, что он даже спал не снимая ее.

Дхаи-ма была внимательна к деталям. Отец мало изменился. Хотя возраст и вера в то, что он наконец был близок к тому, чего хотел на протяжении долгого времени, смягчили его характер.

— Некоторые люди, — продолжала она, — несмотря на то, что он умирал… однако у меня не было подобных опасений… Душа любого, кто жаждал мести так сильно, как твой отец, не покинула бы тело с такой легкостью.

Она замолчала, задумавшись, с горсткой гороха в руках.

— Наконец, — напомнила я Дхаи-ма, — наступил тридцатый день.

— День, которому я была благодарна всем сердцем. Молоко и рисовая шелуха полезны священникам и вдовам, но как же я обрадовалась карри с зеленым стручковым перцем и тамариндом! Мое горло было словно исцарапано изнутри всеми этими непроизносимыми санскритскими словами. И, клянусь, от сидения на холодном каменном полу мои ягодицы были плоскими, словно лепешки чапати. Я испуганно смотрела по сторонам. И не только я одна. Что если церемония огня будет происходить не так, как описано в Священном Писании? Казнит ли нас всех царь Друпада, обвинив в том, что мы недостаточно усердно молились? Случись такое прежде, я бы рассмеялась в лицо тому, кто предположил бы, что наш царь способен на это. Но все переменилось с того самого дня, как Дрона появился при дворе.

Я хотела расспросить Дхаи-ма о Дроне, но я знала, что она ответит: «Хотя ты теперь и достаточно взрослая, чтобы тебя выдали замуж, но ты нетерпелива, словно семена горчицы, трещащие в масле! Каждой истории настанет свой черед».

— Поэтому, когда твой отец встал и вылил последний горшок топленого масла гхи в огонь, мы все затаили дыхание. Я молилась, как никогда в жизни. И не только за твоего брата. Просто Каллу, который в то время был учеником повара, ухаживал за мной, и я не хотела умереть, пока не испытаю радость близости с мужчиной. А сейчас, когда мы в браке уже семь лет… — Здесь Дхаи-ма остановилась, чтобы посмеяться над своей глупостью юных лет. Если она коснулась в разговоре Каллу, это значит, что конец истории я могу сегодня не услышать.

— Затем поднялся дым, — снова напомнила я ей.

И Дхаи-ма вернулась к своему рассказу:

— Да, отвратительно пахнущий черный дым закручивался в спираль, и мы услышали голос: «Твои мольбы услышаны — вот твой сын. Он принесет тебе месть, которой ты жаждал, но это разобьет твою жизнь надвое».

— Мне все равно, — ответил твой отец. — Дайте мне сына.

И затем твой брат вышел из огня.

Я села поудобнее, чтобы было лучше слышно. Я любила эту часть истории.

— Как он выглядел?

— Он был настоящим принцем! У него были прекрасные брови, а лицо сияло будто золото, так же, как и его одежды. Он держал себя величественно и бесстрашно, хотя ему было не больше пяти лет. Но что-то в его глазах беспокоило меня. Его взгляд был слишком нежен. Я сказала себе: «Как может этот мальчик отомстить за короля Друпада? Как может он убить такого бесстрашного воина, как Дрона?»

Я тоже волновалась о брате, хотя по другому поводу. У меня не было никаких сомнений, что он успешно справится с поручением, для которого он был рожден. Он делал все с такой дотошной тщательностью. Но к чему это приведет его?

И отогнав мрачные мысли, я спросила:

— А потом?

Дхаи-ма нахмурилась:

— Не можете дождаться своего собственного появления, Мадам Себялюбие?

После она смягчилась:

— Ты появилась даже до того, как мы и твой отец закончили приветствовать твоего брата и аплодировать. Ты была так же темна, как он светел, так же неугомонна, как он спокоен. Кашляя от дыма, ты путалась в подоле сари, хватая за руку своего брата и чуть не сбила его с ног…

— Но мы ведь не упали!

— Нет, не упали. Каким-то образом вам удалось поддержать друг друга. И затем голоса снова заговорили: «Смотри! Мы даем тебе эту девочку — дар, которого ты не просил. Хорошо заботься о ней, ибо она изменит ход истории».

— Изменит ход истории? Они действительно так сказали?

Дхаи-ма пожала плечами:

— Так утверждали жрецы. Кто может сказать с уверенностью? Ты же знаешь, какой гул и эхо раздается в этом зале, когда там говоришь. Царь выглядел пораженным, но затем он поднял вас обоих, прижав тебя к груди. Впервые за многие годы я увидела, что он улыбается. Он сказал твоему брату: «Я нарекаю тебя Дхришадиумна». Обратившись к тебе, он произнес: «Я нарекаю тебя Драупади». И затем у