заупрямился — не поеду!

Но тут вожатый, узнав об этом, сказал мне:

— Напрасно, Вася. А я хотел тебе дать поручение. Ответственное. Произвести разведку, как живут деревенские ребята. Растет ли и там наша молодая красная сила. Можно ли в деревне организовать пионерские отряды.

При этих словах сердце мое бурно забилось.

Тогда ведь каждый из нас стремился что-нибудь организовать: кружок ликвидации неграмотности, общество помощи голодающим Поволжья, клуб беспризорных ребят… А тут я смогу организовать первый пионерский отряд в деревне! Такого еще никто не смог!

— Только помни: в деревне орудует против нас классовый враг — кулак. Опирайся на бедняков, привлекая середняков, и близко не подпускай детей кулаков!

Этот наказ вожатого я помнил свято.

И, рассматривая собравшихся у крыльца ребят, определял: этот вот, в штанах с продранными коленками, нечесаный, — явный бедняк… Да и белоголовый сам коня изображает — значит безлошадный… С младенцем на руках, пожалуй, середняк — чистенький такой, но никого не эксплуатирует, сам нянька… Девчонка — наверное, батрачка — идет пасти гусей. И платье на ней мешок мешком. Ну, а вон тот, в картузе, в сапогах бутылками, — явный кулачонок…

— Здорóво, ребята! — бодро сказал я. — Будем знакомы. Вася Гладышев!

— Здорово, коль не врешь! — протянул мне рыжий грязную пятерню, переложив веревочный кнут из правой руки в левую, державшую вожжи. — Меня зовут Гришкой, а это Парфенька, мой конь.

— Салют, Гриша! — поднял я ладонь над головой.

— Зови Гришкой, так страшней, — тряхнул рыжей копной волос долговязый. — А ты почему за руку здороваться брезгуешь? — Глаза его зло сверкнули.

— У пионеров рукопожатия отменены, у нас салют, вот так.

Деревенские ребята повторили жест моей руки.

— Вам еще нельзя… Вначале нужно вступить в отряд, принести торжественное обещание.

— А нам это нипочем, вступим. — Рыжий отсалютовал, подражая мне, как обезьяна. — Разве нам заказано!

Все ребятишки еще раз вскинули руки над головами так ловко, что сердце радовалось.

Готовые пионеры, да и только! Наверное, все — деревенские бедняки: босы, нечесаны, у рыжего штаны на коленках порваны. Один был похож на кулачонка, но тот в пионеры пролезть и не пытался.

— А кто ваши родители?

— Да все здешние, лыковские, — ответил белокурый с такой наивностью, что я подумал: «Они еще не политики», и дальше расспрашивать постеснялся.

— Давайте сыграем в лапту, потом в пионеры, — сказал рыжий, подбросив вверх тряпичный мяч.

— Пионеры — это же не игра, — усмехнулся я, — а в лапту — это можно.

Достал резиновый литой мячик, привезенный с собой, и мы побежали на выгон, где попросторней.

Жестокая игра

До выгона, оказавшегося за околицей, добежали, однако, только двое — рыжий Гришка и его конек Парфен. Дальше поспешала такая мелюзга, что мячом сбить можно. С кем же играть-то?

— Тут все ребята делом заняты. Кроме нас, тебе играть не с кем, — сказал рыжий.

— А вы… — я чуть не сказал «бездельники» и смутился.

Рыжий усмехнулся и показал на Парфеньку:

— Он у меня конем работает!

— Я не сам… Это мне мамка с ним играть велела, — ответил Парфенька.

— Ну ладно, давай играть! — Рыжий выхватил мяч, подал себе, ударил дощечкой, и игра началась.

Бил он ловко, такие давал свечи, что мяч из глаз скрывался.

И салил мячом зло, так присмаливал, что Парфенька корчился, а у меня на голой спине оставались пятна, словно ставили банки…

В азарте я не замечал, что становлюсь пятнистым. Все же втроем играть скучно, и, заметив нескольких девочек, я сказал, обращаясь к самой высокой:

— Девочки, давайте с нами!

Те даже рукавами закрылись — что за «девочки», когда в деревне зовут «девки». Да разве будут ребята играть с девчатами — им это зазорно.

Только одна, высокая, не закрыла лица и насмешливо улыбнулась. Это была та, что несла в подоле гусят.

— Да ведь Гришка не примет, — сказала она певучим голосом.

— А мне чего? Чей мяч, тот и хозяин, — проворчал рыжий.

— Значит, примем, Гриша?

— Я Гришка! — опять грубовато поправил меня рыжий. — А чего ж не принять? — Глаза его озорно сверкнули. — Только пусть рубаху сымет, ее через рубаху не пробьешь, ишь, у нее какая, домотканая, как мешок!

Девчата фыркнули. Ловко он осрамил Машу — не выскакивала бы впереди всех; ишь, городскому решила показаться!

Глаза Маши потемнели:

— Боишься, что присмолю!

Это Гришку задело:

— Я еще в жизни никого не боялся! Давай становись. Вы с городским на пару, а мы с Парфенькой!

И игра началась с новой силой. Маша оказалась сильной и ловкой. Когда она бежала, длинные косы поднимались за плечами, как крылья. Длинные ноги подхватывали ее, словно вихрь, а мяч вылетал из ее руки, как из пращи.

— Ого! — поеживался Парфенька. — У тебя рука мужицкая, недаром ты в доме за парня!

И она его щадила. А когда влепляла мяч в широкую спину Гришки, так в этом месте у него даже рубаха к телу прилипала…

Это не понравилось Гришке, и скоро он прекратил игру.

— Нет, — сказал он, — я с девками не игрок. У нас не полагается. Ребята задразнят: «Девошник, бабошник. Тили-тили-тилишок, наш Гришка — женишок, тили-тили-тесто, Машенька — невеста».

— У пионеров разницы нет, девочки и мальчики равны, — не смолчал я.

И встретил благодарный взгляд синих глаз.

— Сегодня хватит, — улыбнулась Маша, — у Гришки до завтра чесаться будет… А у тебя на спине как черти горох молотили! Ты глянь-ка, пионерчик!

Она взяла мою голову и так повернула, что я увидел у себя за плечами багровые пятна с фиолетовым отливом…

— Это банки для здоровья, — протянул лукавым голосом Парфенька.

— Ну ты, не ехидничай, подкулачник! Если бы я тебя не жалела, у тебя бы тоже было — мяч-то литой!

— Пошли купаться! — крикнул Гришка. — Всю грязь смоем!

И прыжками поскакал к речке.

Первая ссора

Поеживаясь, я побежал за ним. Спина горела словно смазанная горчицей. Скорей в холодную ванну!

В Лыковке протекала бойкая, говорливая речушка, по названию Лиска. Отец столько рассказывал про нее, что она показалась мне старой знакомой.

До чего же это была удобная для ребячьих забав речушка! Хочешь по горячему песку поваляться — вот он, сыпучими грудами лежит; хочешь в прохладной воде окунуться — пожалуйста, омуток рядом. Есть и по грудь, а есть и с головкой.

А можно и так побаловаться — залечь всей ватагой поперек речки на мели и запрудить ее своими телами. А как вода поднапрет, да приподнимет, да повернет — так