участников чемпионата.

— Ну, не важно, — прервал я ее. — Что ж, я поговорю с ним.

Я пересек комнату и подошел к столу, на котором стоял телефон номер три.

— Да. Кто говорит? — спросил я и сразу услышал голос Боджо.

— Гарри, это ты? — сказал он. — Что с тобой? Говорит Боджо. Боджо Браун.

— Здравствуй, Боджо. Как поживаешь?

— Черт возьми, что там с тобой? Ты что, настолько занят, что не можешь разговаривать?

— Нет, почему же. Просто у нас тут произошла маленькая путаница. Мне не назвали твое настоящее имя. Как живешь, Боджо?

— Чудесно. А ты?

— И я чудесно.

— У тебя все в порядке? — спросил Боджо.

— Все в порядке.

— Ну-с, давненько мы с тобой не виделись. Почему ты мне никогда не позвонишь, Гарри?

— Да как-то все не получается…

— Вот, вот, — продолжал Боджо, — и у меня тоже все как-то не получается. Меня так задергали, что я не могу выбрать время и встретиться с людьми, с которыми хотелось бы повидаться. Мы обязательно должны встречаться почаще, как ты считаешь?

— Правильно, Боджо.

— Вы с Кэй должны как-нибудь пообедать с нами.

— Это было бы замечательно, Боджо.

— Ну ничего, что-нибудь сообразим. Все же мы очень редко встречаемся, не так ли?

— Ты прав, — подтвердил я.

— Так уж сложилась жизнь. Но мы должны это исправить, Гарри.

— Верно, верно. Мы обязательно должны исправить это, — согласился я.

Внезапно я почувствовал какое-то неприятное ощущение в уголках губ и обнаружил, что они искривлены механически дружественной улыбкой. Меня несколько растрогало, что он вспомнил обо мне и позвонил, и я с недоумением спросил себя, почему я сам до сих пор не додумался до этого.

— Так вот, — между тем продолжал Боджо, — давно, черт возьми, я хотел связаться с тобой. Ты завтракаешь сегодня с кем-нибудь?

— Сегодня? Нет.

— Замечательно. А как насчет того, чтобы прийти в «Даунтаун клаб» и поболтать? Одну минуточку… Сейчас двенадцать. В двенадцать тридцать, скажем, тебя устраивает?

— Конечно, Боджо, конечно! Спасибо. С большим удовольствием.

— В таком случае, ровно в двенадцать тридцать.

Я положил трубку и посмотрел в окно на площадку для стоянки автомашин, оборудованную на том месте, где еще недавно высилось здание с многочисленными конторами, которое снесли из-за высоких налогов на помещение; полисмен со своего выкрашенного в белое возвышения регулировал уличный поток. Стоял ясный апрельский день. Небо было безоблачное и голубое. Повторяю, я обрадовался звонку Боджо, но мысль о том, что мне придется целый час болтать с ним за завтраком, не приводила меня в особый восторг.

— Мисс Ролло, — сказал я. — Сегодня я завтракаю с мистером Брауном в «Даунтаун клаб». Это звонил мистер Боджо Браун — нападающий сборной страны. Мы вместе учились в университете.

— Да? А когда вы вернетесь, мистер Пулэм? В два часа должен прийти мистер Уотербери.

— Ну, если я задержусь, попросите его подождать. Если он не может ждать, то список участников чемпионата в правом ящике моего письменного стола. Если позвонит миссис Пулэм, скажите ей, что сегодня я не смогу зайти за Глэдис в танцевальный класс. Что еще, мисс Ролло?

Лифт в вестибюле опускался очень медленно. Когда-то это меня сильно раздражало, и мы однажды даже пожаловались на его неисправность. Теперь лифт меня не раздражает. Ко всему нужно относиться спокойно. Сейчас лифт находился где-то высоко над моей головой, неторопливо скользя в своей железной клетке, вокруг которой подымалась винтом мраморная лестница. Вначале появился пучок стальных кабелей, прикрепленных ко дну кабины, затем, когда они исчезли где-то внизу, показалась и сама кабина. Лифтом управляла женщина в испачканной серой форме и пилотке, что придавало ей сходство с официанткой какого-нибудь бара американского экспедиционного корпуса. О ней я знал только, что ее зовут Тилли. Кроме Тилли, в кабинке никого не было.

— Алло, Тилли, — обратился я к ней.

— Доброе утро, мистер Пулэм. Сегодня очень хорошее утро… вернее, день.

— Верно, верно, уже день.

— Насколько я понимаю, вы с миссис Пулэм провели конец недели в Коэссете, — продолжала Тилли.

— Откуда вы знаете? — удивился я.

— Прочла в газете. Я всегда слежу, что пишут в газетах о тех, кто работает в нашем здании. Своего рода игра.

Стейт-стрит встретила меня солнечным теплом и шумом оживленного уличного движения. Я всегда помнил эту улицу под ее старым названием — Вашингтон-стрит, хотя в те времена машин на ней было гораздо меньше. Взад и вперед сновали мальчишки-газетчики, выкрикивая заголовки телеграфных сообщений о Чехословакии, по тротуарам медленно, как всегда, когда я куда-нибудь торопился, текли толпы пешеходов. Около городского парка какая-то старуха с бумажным кульком в руках кормила хлебными крошками голубей, а у входа в подземку стояло несколько моряков. Насколько я помню, здесь всегда стояли люди, наблюдая за тем, как кто-нибудь кормит голубей.

Я не состоял членом «Даунтаун клаб», но швейцар, видимо, был предупрежден о моем приходе.

— Мистер Браун с компанией ожидают вас в комнате для членов клуба, — сказал он.

Меня несколько удивили его слова, потому что, если я правильно понял Боджо, мы должны были завтракать вдвоем. Я миновал табачный киоск и бильярдную, отремонтированную заново после отмены сухого закона, и в дальнем конце комнаты, отведенной для членов клуба, увидел за столом Боджо в обществе четырех человек. Сначала я подумал, что он встретился с ними случайно, но затем узнал знакомые лица. Все четверо учились в Гарвардском университете и принадлежали к нашему выпуску, но были не из тех, кого Боджо Браун мог бы без особого повода пригласить позавтракать с ним. Это были Кэртис Коул, работавший в адвокатской фирме своего отца на Стейт-стрит, Боб Ридж, продававший полисы на страхование жизни, Крис Иванс — сотрудник газеты «Бостон глоуб», как я слышал, и Чарли Робертс, имевший какое-то отношение к глазной и ушной больнице. Боджо сразу увидел меня и встал.

— А! Гарри! — сказал он. — Рад видеть тебя.

— И я рад видеть тебя, Боджо, — ответил я.

— Ты знаком с этими молодцами, не так ли?

— Еще бы. Давным-давно.

— Почти четверть века, черт возьми! — воскликнул Боджо.

— Это как же? — не понял я, но Боджо засмеялся и сказал:

— Нет, вы только послушайте! Ребята, вы слышали? Гарри не знает, что произойдет в июне будущего года!

Остальные тоже начали смеяться.

— Ах да! — дошло наконец до меня. — Ты хочешь сказать, что мы будем отмечать двадцать пятую годовщину со дня окончания университета?

— Знаешь, дорогой, — сказал Боджо, —